Андрэ, которому были знакомы австралийские обычаи, улыбнулся, не требуя дальнейших объяснений, и совершенно успокоился насчет доктора. Он принялся заботливо складывать и сворачивать длинную непромокаемую оболочку из каучука, которая была прежде лодкой грузоподъемностью в две тонны, а теперь представляла собой сравнительно небольшой тюк.
Фрикэ смотрел и удивлялся. Он расспрашивал, где Андрэ достал эту лодку и каким образом спаслись они после крушения парохода?
Андрэ собирался в нескольких словах удовлетворить его любопытство, но произошел инцидент, отвлекший внимание обоих.
Пьер де Галь подошел поближе к толпе дикарей, которые прыжками и скачками праздновали возвращение Нирро-Ба. Он увидал белого дикаря Кайпуна и остолбенел от удивления.
— Тысячу залпов! — прошептал он Фрикэ, который шел сзади. — Толкуют о привидениях, а я теперь сам готов уверовать в воскресение мертвых.
— Что такое, матрос?
— Несмотря на всклокоченную бороду и длинные волосы этого оборванца, я готов признать его сыном моей сестры Жанны… Право, я уже не удивляюсь наивному легковерию дикарей.
— А знаешь что… — сказал Фрикэ, — это, пожалуй, правда… Я, конечно, не могу тебе сказать наверняка… но этот человек…
— Особенно похожи глаза… тот же взгляд, добрый и спокойный… совсем как у нее.
— Да ты послушай, что я говорю. Этот человек не австралиец. Он потерпел кораблекрушение, и его приютили дикари. Это было довольно давно. Он почти полностью одичал, но мне все-таки удалось кое-что узнать у него.
— Стало быть…
— Он был юнгой на «Беллоне».
Пьер вскрикнул или, вернее, гаркнул что есть мочи:
— Юнгой на «Беллоне»!
— Да. У него на руке есть клеймо. Два слова. Вероятно, его имя и фамилия. Прочесть еще можно.
— Имя и фамилия! Это не…
— Жан Кербегель. Но что с тобою, матрос?
Пьер побледнел, как мертвец, и бросился к изумленному Кайпуну. Он схватил его за плечи и уставился прямо в лицо, словно собираясь проглотить. Взгляд старого боцмана упал на выжженное у Кайпуна повыше локтя клеймо.
— Тебя зовут Жан? .. Жан Кербегель?
— Да.
— Malar Doue! .. Malar Doue! ..
— Malar Doue… — повторил Кайпун гортанным голосом, как будто это бретонское восклицание напомнило ему что-то знакомое.
— Но ведь это ты… сын Жанны… бедный мой юнга…
— Э! .. Э! ..
— Помнишь море? .. Помнишь нашу старую Бретань? Помнишь скалы Конкэ? ..
Дикарь тупо молчал.
— Ну же, — продолжал Пьер, задыхаясь от волнения, — не может быть, чтоб ты этого не помнил… Неужели ты не помнишь свою мать Жанну?
— Мать? — переспросил дикарь.
— Да… Помнишь песню, которую она пела, убаюкивая тебя, когда твой отец, храбрый лоцман Кербегель, выходил на утлом челноке в море навстречу свирепым валам?