— Эви…
— Некоторым мужчинам не требуется иметь перед глазами смазливую мордашку, чтобы поцеловать…
Он схватил ее за руки и притянул к себе.
— Он целовал тебя? Снова?
Она тряхнула головой:
— Неужели трудно поверить, что кому-то захочется поцеловать меня? Вы же целовали.
Она бросала ему обвинения, будто хотела пристыдить за желание поцеловать ее. Как будто…
Потом наконец он понял.
Быть того не может. Не могла же она не знать. Не могла не увидеть. Он схватил ее за запястья, развернул спиной к себе и окинул взглядом комнату в поисках зеркала. Он заметил его в углу — маленькое и неприметное.
Сбросив висевшие на нем предметы одежды, он поставил Эвелину перед зеркалом.
— Что, черт возьми, вы себе…
— Молчи, — приказал он и развернул ее лицом к зеркалу. Она взглянула в зеркало и отвела глаза, как от чего-то враждебного и даже угрожающего.
— Что, черт возьми, вы делаете? — сердито спросила она, когда он не позволил ей отвернуться и удержал, крепко прижав к себе ее спину.
— Смотри.
— Я не желаю играть в ваши игры, Джастин, — с раздражением пробормотала она. Но он заметил, что ее взгляд мало-помалу вновь вернулся к отражению в зеркале.
— Смотри, — настойчиво повторил он.
Она сердито взглянула на него, потом с вызовом уставилась в зеркало, потому что была женщиной храброй, потому что ей было нечего стыдиться и потому что такой женщине, как она, которая доказала свою компетентность во множестве областей, есть чем гордиться, кроме привлекательной внешности.
Он стоял позади, возвышаясь над ней, и наблюдал, как она разглядывает свое отражение. Она стояла как солдат по стойке «смирно», и никаких признаков того, что ей постепенно что-то начинает открываться, не было заметно. Никаких.
— Может быть, хватит? — хрипло спросила она, подняв на него темные глаза. — Ты доволен?
Она снова чуть не плакала. Он чувствовал близкие слезы в ее голосе. Но сейчас они не вызывали в нем приступа самобичевания, а воздействовали на него совсем по-другому.
— Что ты видишь? — тихо спросил он.
Она обладала маленьким ростом. Но он при общем взгляде забывался, потому что, кроме роста, не было в ней ничего маленького или слабенького. Он наклонился к ее уху, вдохнул ее аромат и прошептал:
— Ну же, Эви. Скажи мне. Что ты видишь?
Он почувствовал, как она вздрогнула. На мгновение ему показалось, что она откажется отвечать, но потом он Услышал, как она с вызовом сказала:
— Я вижу женщину, которая выглядит как девчонка.
— Моложавую женщину, — поправил он. — Что еще?
— Маленькую.
— Миниатюрную.
Она неодобрительно нахмурила брови. Он не мог бы с Уверенностью сказать, относилось ли неодобрение к нему, к его словам или к тому, что он осмелился ее исправить.