— Что вы себе позволяете?!! — заголосила Коржикова в ответ и тоже вскочила со стула.
— А вы что себе позволяете?!! — завопил следователь. — Если вы будете обзываться, то и я буду тоже!
— Я вас не обзывала!
— Обзывала!
— Нет, не обзывала!
— Да, — злорадно хмыкнул Анин, — а Тортилой кто меня назвал? Между прочим, три раза подряд!
— Вас? — ошарашено спросила Галина Владимировна и так и осела на стул. — А вы тут при чем? Тортилой у нас Ларису Головину звали — из-за ее лени и нерасторопности. Я и пыталась вам объяснить, что она не способна на плохие поступки из-за того, что безбожно ленива и медлительна, как черепаха. Впрочем, на хорошие она тоже не способна. Она ни на какие поступки не способна — в принципе.
Сергей Петрович побледнел и медленно осел на стул.
— Простите, Галина Владимировна, — крякнул он и виновато опустил глаза, — я подумал, что вы меня так называете — меня с института Тортилой зовут.
— Тортилой? — ошеломленно спросила Коржикова, помолчала немного и вдруг истерически захохотала.
— И ничего тут смешного нет, — обижено засопел Анин, схватился за живот и тоже захохотал.
— Вас-то за что? — продолжая хохотать, сквозь слезы спросила Коржикова.
— Полез спьяну купаться в штанах и ключи от квартиры утопил в пруду! Нырял, нырял… — скрючившись от смеха, объяснил Анин. — С тех пор и пошло.
— А почему… почему не Буратино? — сползая с кресла на пол, спросила Галина Владимировна.
— Носом не вышел, — объяснил Анин и заглянул под стол, пытаясь отыскать там всхлипывающую от смеха Галину Владимировну.
В дверь постучали, и в кабинете появилась одна из воспитательниц с кожаной папкой в руках. Женщина замерла на пороге и во все глаза уставилась на директора и следователя, которые совершали какие-то непонятные и весьма странные действия под столом. Галина Владимировна резко поднялась с пола, громко стукнувшись головой о стол, села на стул, поправила пиджак и откашлялась… Следователь тоже занял сидячую позицию на стуле и замер.
— Ручка укатилась, — пояснила она ошарашенной даме и деловито вытерла выступившие на глазах слезы платочком. — Зайдите, пожалуйста, попозже, Агнесса Михайловна, я сейчас очень занята, — Агнесса Михайловна молча вышла и плотно прикрыла за собой дверь. — Д-а-а … — протянула Коржикова загадочно, в последний раз хихикнула и спросила: — Так почему вас Лариса интересует? Что все-таки произошло?
— Ее убили, — тихо сказал следователь, и ему стало неловко — неловко за себя, за Галину Владимировну и за их дурацкий истерический хохот.
— Как же так? — растеряно спросила Галина Владимировна и опять полезла за сигаретами. Потом встала, выглянула за дверь, дала какое-то распоряжение своей помощнице и вновь вернулась к своему столу. — Курите, если хотите, — тихо сказала она и прикурила сигарету. — Бедная девочка, кому она могла помешать? Я, конечно, намучилась с ней, но в принципе она была совершенно безобидной. Жила в мире своих фантазий, остальное ей было неинтересно и скучно. За что ее убили?