Сетования Жозефины все же были не совсем притворными. Фальшивой была скорбь любящей супруги, но сетования об утрате высокого положения были искренними. Креолка рыдала при мысли об утрате почестей, денег, дворца, платьев, драгоценностей, выездов. Она, забыв о чувстве собственного достоинства, жаловалась своим горничным и модисткам.
Несмотря на все это смятение, Жозефина вынуждена была «делать хорошую мину…» на торжественных церемониях в начале декабря 1809 года в честь государей, прибывших в Париж отпраздновать подписание Венского договора.
Несколько дней Наполеон сохранял за ней прежнее положение, но в день торжества в Нотр-Дам решил продемонстрировать обществу, что разлука супругов вот-вот состоится. В это утро императрице было приказано ехать на церемонию не в карете императора, а в другой, попроще. Но парижане и не заметили этого в связи с забавной случайностью.
Вслед за Наполеоном поднялся в карету его брат Жером, король Вестфалии. Маленького роста, тонкий, грациозный, он был в белом атласном костюме с кружевным жабо, в черной бархатной шляпе, украшенной пучком белых перьев, прикрепленных бриллиантовой пряжкой.
Парижане, приветствовавшие императорскую карету, приняли его за Жозефину. Ему зааплодировали, он в ответ помахал рукой, и толпа закричала в восторге:
— Да здравствует императрица!
Это квипрокво привело некоего англосакса, случайного посетителя столицы, к странным умозаключениям относительно нравов императорской семьи.
* * *
Когда празднества закончились, император велел Камбасере, лучшему юристу Франции, разработать процедуру развода.
Пока он подготавливал все детали церемониала, Жозефина продолжала торговаться с Наполеоном за свое согласие на развод.
Она потребовала три замка: в Париже, в пригороде Парижа и в провинции. Наполеон дал ей Елисейский, Мальмезонский и Наваррский замки. После этого она потребовала выплаты всех своих долгов (несколько сот миллионов наших старых франков) и ежегодной ренты.
Император предложил миллион (четыреста миллионов наших старых франков).
Жозефина отрицательно покачала головой и заявила, что о такой смехотворной сумме не стоит и говорить.
— Полтора миллиона? — спросил Наполеон, насупившись.
Со спокойной уверенностью старой содержанки креолка пожала плечами.
— Два миллиона?
Она похлопала рукой по столу, улыбнулась и сказала:
— Три.
Наполеон подумал, что это уж чересчур (это огромная сумма, равная миллиарду двумстам миллионов наших старых франков), но согласился.
Тогда Жозефина, забыв все свое горе, кинулась на шею императору с детской радостью.