— А ну уймитесь, выблядки! — рявкнула Софья Валериановна. — К нам, между прочим, представитель властей пожаловал. Уж он-то на вас управу найдёт!
Упоминание о властях подействовало, хоть и не сразу. Дочка, истошно рыдая, убежала в спальню, а сынок притих, только тяжело дышал, словно астматик.
Не давая Кондакову опомниться, Софья Валериановна за рукав втащила его в гостиную и, указывая на сына, заявила:
— Категорически требую оградить меня от этого наркомана! Я уже пять заявлений в милицию написала, а результатов никаких. Если его клиника не устраивает, пусть за колючей проволокой лечится!
Сын, чьи нечёсаные патлы свисали ниже плеч, глядел на них затравленным зверем, и Кондакову было абсолютно ясно, что никакие разумные доводы до него сейчас не доходят. Наркотическая ломка, иначе называемая кумаром, — это вам не насморк и даже не похмелье. Её просто так не одолеешь.
— Могу порекомендовать вам срочную наркологическую помощь, — сказал Кондаков, и сам сегодня нуждавшийся в услугах медиков. — Хотя и дороговато, но эффективно.
— Пустой номер! — махнула рукой Софья Валериановна. — К нам они уже наездились.
Сынок, до этого сидевший к ним лицом, отвернулся к стене, и Кондаков заметил на его щеке багровое расплывчатое пятно, даже не круглое, а скорее овальное.
— Что это? — забыв о конспирации, воскликнул Кондаков. — Родинка?
— Да нет, — ответила Софья Валериановна. — Это ему папаша в младенческом возрасте удружил. Однажды, напившись, сунул в детскую кроватку карманные часы и давай молоть всякую чепуху о том, что отныне нашему малышу гарантировано счастье. Думаю, ладно, пусть дитя поиграется. Вреда в этом нет. Пока на кухне хлопотала, оба уснули — и муж и ребёнок. Часы у него под щекой оказались. Хотела убрать, а они горячие! Не раскалённые, конечно, но жар ощущался. Вот с тех пор эта метка и осталась. Никакими средствами не смогли вывести.
— А часы те куда девались? — В устах представителя Департамента жилищного фонда подобный вопрос звучал более чем странно, но Софья Валериановна оказалась особой бесхитростной и словоохотливой.
— Бог его знает! Помню только, как я ими муженька огрела. Он, конечно, сдачи дал. Ну и понеслось... С тех пор я этих часов больше не видела. И всякую дрянь в дом таскать запретила.
— Мы чтим вашего мужа как известного советского поэта, до сих пор пользующегося в народе большой популярностью, — с максимально возможной торжественностью произнёс Кондаков. — Готовится постановление, согласно которому на этом доме впоследствии будет установлена мемориальная доска в его честь.