— Где же вы двадцать лет были? — Почуяв слабину, Софья Валериановна немедленно перешла в наступление. — Видите, в каких условиях живёт семья известного поэта? Хотя бы материальную помощь оказали.
— Я передам вашу просьбу в Департамент социальной защиты населения, — пообещал Кондаков. — Кроме того, в нашем административном округе планируется создание литературного музея, целиком посвящённого советской эпохе. Стенд, представляющий творчество вашего мужа, займёт там достойное место. Если у вас сохранились его личные вещи, музей с радостью оформит их приобретение.
— Поищу, — сказала Софья Валериановна. — А куда их потом отнести?
— На днях к вам зайдёт представитель Департамента культуры, — ответил Кондаков, имея в виду, конечно же, Людочку.
Осмотрев все комнаты, кроме спальни, где уединилась зарёванная дочка, Кондаков не обнаружил ничего, представляющего для следствия хоть какой-то интерес. Судя по всему, ценные вещи давно покинули эту квартиру.
Сейчас Кондаков ощущал слабость не только в конечностях, но и в кишечнике. Вежливо попросившись в туалет, он справил там свои естественные надобности, но остался весьма недоволен их содержанием. Его скромных медицинских познаний вполне хватило на то, чтобы понять — обильные дегтеобразные испражнения означают желудочное кровотечение.
Наспех попрощавшись с хозяйкой, Кондаков на подгибающихся ногах спустился во двор. Ваня, как назло, куда-то запропастился. Он попытался вызвать «Скорую помощь» по мобильнику, но пальцы уже почти не слушались.
— Помогите! — слабым голосом позвал он. — Мне плохо...
Несколько человек, околачивавшихся поблизости, поспешно удалились, зато бродячие собаки, наоборот, подошли поближе. Кондакова вырвало чем-то похожим на кофейную гущу. Ненадолго полегчало.
Сердобольная старушка склонилась над ним.
— Ты, милок, выпивший или заболевший? — прошамкала она.
— Вызовите... «Скорую», — теряя сознание, пробормотал Кондаков. — У меня открылась язва...
Поздно вечером, когда о посещении больных не могло быть и речи, Цимбаларь и Людочка нахрапом прорвались в палату, где под капельницей лежал уже слегка порозовевший Кондаков.
— Ну как ты себя чувствуешь? — спросил Цимбаларь, пока Людочка взбивала сиротскую больничную подушку.
— Сейчас лучше, — бодрым тоном ответил Кондаков. — А когда сюда привезли, был почти что трупом. Давление — шестьдесят на сорок. Не меньше двух литров крови потерял. Вот теперь возмещаю. — Он перевёл взгляд на капельницу. — Пятую бутылку вливают.
— Тебе есть уже можно? — Цимбаларь стал разгружать битком набитые продуктовые пакеты.