Семнадцатилетний юноша вышел на круглую площадку, покрытую ровным слоем песка. Окаймляющие ее острые камни, устремленные к чужим звездам, превращали площадку в подобие арены. Кругом были только ночь и тишина.
Навстречу юноше протянулось мертвенно-бледное щупальце. В центре щупальца была Лумина. Она сияла.
— Возьми камень.
— Я недостоин.
— Возьми камень.
— Я слишком молод.
— Возьми камень.
Джошуа взял камень в руки. Его пальцев коснулись мягкие усики, покрывающие щупальце эльяра.
— Ты проинструктирован?
— Да.
— Кто зажег этот свет?
Заговорил второй эльяр:
— Я зажег.
Джошуа увидел Таена, стоящего на границе песчаного круга.
Страж остановил ритуал.
— Это запрещено.
— Нет, — сказал Таен уверенным голосом. — Кодекс слеп, поэтому он не может предусмотреть подобного поворота.
— Ты говорил так и раньше, когда пришел к нам и впервые рассказал об этом юноше — Искателе Пути.
Страж застыл в молчании, и до слуха Джошуа доносился только шелест сухого саурианского ветра. Наконец Страж промолвил:
— Вероятно, мы можем это допустить.
Джошуа Вольф проснулся. Если не считать слабого гудения корабля, кругом царила тишина, а контрольное устройство над головой говорило о полном отсутствии каких-либо проблем. Его тело было покрыто капельками пота.
— Запись!
— Запись включена, — отозвался корабль.
— Сон повторился снова. Провести сравнительный анализ предыдущих проявлений.
Приборы загудели.
— Связей не установлено. В настоящее время психологического стресса не наблюдается, за исключением обычного возбуждения перед началом новой миссии.
Вольф рывком поднялся с койки. Он был обнажен. Покинув жилой отсек, он окинул отсутствующим взглядом панели приборов в командной рубке и спустился по винтовой лестнице на нижнюю палубу. Он приложил ладонь к сенсору на стене, и скользнувшая в сторону дверь открыла небольшое помещение с мягким полом, зеркальными стенами и потолком.
Он вышел на середину комнаты и, слегка согнув колени, придал телу устойчивое положение.
Дыши… дыши.
Джошуа Вольфу было около сорока лет, и по всей видимости, все эти годы он не щадил себя. Узлы сухожилий и рубцы шрамов во всех направлениях пересекали его атлетический торс, черты лица, казалось, были сформированы ветром и непогодой, а светлые волосы словно бы выгорели на солнце. Он имел рост чуть более шести футов и вес около ста восьмидесяти фунтов. Его нордические голубые глаза смотрели на мир без привязанности, без страха, без иллюзий.
Он начал совершать медленные, заученные движения. Руки его вытягивались вперед, гладили, били, отступали, защищались. Ноги поднимались вверх, делали шаги, наносили удары. Его лицо не выражало ни напряжения, ни удовольствия.
