— Неужели мы ничего не сможем для нее сделать, Хиггинс? Мы же не можем допустить, чтобы она гнила там в Ньюгейте, а мы тут даже не попытаемся ей помочь.
Хиггинс печально покачал головой.
— Остается только на Бога надеяться; раньше у Макинси была власть и сила, теперь — остался только титул, а за это в Ньюгейте и стакана воды не подадут.
— Нет, я что-нибудь придумаю, чтобы ей помочь. Она это все делала не для себя, а для нас и для старой леди.
— Ну, что ты можешь сделать, Уинклер, разве только, чтобы тебя рядом повесили… Будешь околачиваться около тюрьмы — и тебя возьмут как сообщника. Да ты и есть… — По воинственному выражению на лице Уинклера Хиггинс видел, что его слова до него не доходят Уинклер сделает все по-своему — как: делала и Дэвон, и кончит так же, как и она — петлей на Тайбернском холме.
— Я найду способ, вот увидишь. Дэвон мне как сестра, и, что бы ты ни говорил, я так дела не оставлю.
— Тогда давай, действуй. Ты всегда попадал в какие-нибудь переделки. И на этот раз будет то же самое.
— Посмотрим, посмотрим, — сказал Уинклер со знакомой Хиггинсу усмешкой, которая всегда предвещала какую-нибудь новую авантюру.
Дэвон приснился кошмарный сон: со всех сторон к ней протягивались руки, хватали ее за волосы, срывали с нее платье, туфли, чулки. Она, крича, отбивалась и никак не могла проснуться, чтобы избавиться от этого жуткого сновидения. Сильный удар под ребра заставил ее скорчиться от боли; сон перешел в явь: над ней склонились грязные, одичавшие лица; тянулись руки со сломанными ногтями и забившейся под них грязью — это были ее сокамерницы.
— Пустите меня, — вскрикнула Дэвон, лягнув кого-то наудачу. Несколько рук схватили ее за плечи; вот и все: она не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. На нее уставилась какая-то жирная харя, изборожденная глубокими морщинами, которые оставляют возраст и порок. Что-то вроде улыбки тронуло губы этой ведьмы, когда она наклонилась поближе, чтобы рассмотреть новенькую получше. Она одобрительно кивнула:
— Ничего кусочек. Симпатяжечка. Деньги есть?
Дэвон быстро-быстро замотала головой. Ведьма пожала плечами.
— Дело дрянь. Раз денег нет, отдам тебя Агги. Она уже просила.
Дэвон непонимающе моргая глядела на нее.
— Вы не можете отдать меня Агги. Я не ваша рабыня, и ничья.
Монахиня — это была она — откинула голову и захохотала, обнаружив гнилые корни зубов.
— За кого ты себя держишь? За королеву, что ли? Здесь, дорогуша, право сильного. А я здесь сильнее всех.
Монахиня обвела всех в камере тяжелым взглядом, и они, как показалось Дэвон, все как-то скукожились, хотя никто не двинулся с места.