Зависть (Браун) - страница 114

С той ночи Мамочка Брен прониклась к нему особой симпатией. Быть может, все дело было в том, что, протрезвев, Рурк поблагодарил ее за помощь и извинился, а быть может, в том, что он собственноручно убрал под роялем и вычистил за свой счет испорченный ковер. Ни один человек в общежитии, похоже, не обратил внимания ни на то, что ковер был заблеван, ни на то, что он снова стал чистым. Но Мамочка заметила. Очевидно, именно это и убедило ее в том, что Рурк не совсем безнадежен и из него еще может выйти что-то приличное.

— Что-то ты сегодня рано, — заметила она теперь, ставя на стол бумажную тарелочку, на которой лежал пирожок с джемом. Обычно Мамочка не разносила еду — студенты обслуживали себя сами, снимая с длинного транспортера дежурные блюда, приготовленные вечно недовольным, ворчливым поваром.

— Сегодня я встречаюсь с моим дипломным руководителем, — объяснил Рурк и взял с тарелки еще горячий пирожок. — Спасибо, Мамочка.

— На здоровье. — Она поглядела на разложенные на столе бумаги. — Это и есть та книга, которую ты пишешь?

— Да, мэм. То есть она еще не закончена.

— Я уверена, у тебя все будет отлично.

— Благодарю, мэм.

Она пожелала ему удачи и направилась к другому столику, за который как раз усаживался Дирк — еще один студент, который только что спустился в столовую со своего этажа. Этот парень слыл здесь первым красавцем; во всяком случае, девушки липли к нему, как мухи. («…К дерьму!» — обычно добавляли завистники). Впрочем, несмотря на зависть, которую Дирк вызывал во многих сердцах, в общежитии его любили. Трудно было ненавидеть такого отзывчивого и щедрого парня, к тому же вместо того, чтобы эксплуатировать свою внешность, извлекая из нее максимум выгоды, Дирк почти стеснялся ее.

Заметив Рурка, он приветливо кивнул ему, тряхнув золотистыми кудрями.

— Как дела, Шекспир?

— Как сажа бела, Дирк. Сегодня иду к Хедли — получать фитиль в зад…

Рурка звали Шекспиром все, за исключением Тодда. Соседи по общежитию давно прознали о его страсти к литературе, а Шекспир был единственным писателем, фамилию которого они могли припомнить не напрягаясь. Рурк даже не пытался объяснить товарищам, что Шекспир писал пьесы, а он пишет романы, отлично понимая, что разница между белым стихом и прозой — как и многие другие отвлеченные теории — может оказаться его однокурсникам не по зубам. Слишком уж памятен ему был случай, когда на занятиях по английской литературе один из студентов, которому преподаватель показал портрет великого британца, заявил, что не обязан знать всех американских президентов.