— Это был ребенок Тодда?
Паркер резко выпрямился, словно кто-то кольнул его булавкой.
— Что-что? — Он откашлялся и постарался стряхнуть с себя наваждение. — Прости, я задумался.
— Я говорю о ребенке, которого скинула Мария Катарина. Он — от Тодда?
— А как ты думаешь?
— Мне кажется, это вполне укладывается в сюжет. Ты собираешься где-нибудь это уточнять?
— Пожалуй, нет… — Паркер покачал головой. — Пусть предположение остается предположением, иначе получится слишком банально. Пусть каждый читатель сам для себя решает, кто тут виноват.
— Да, так действительно лучше. — Марис задумчиво перелистывала страницы, изредка останавливаясь, чтобы заново перечитать тот или иной абзац. — Знаешь, — промолвила она, — он начинает мне нравиться. Я имею в виду Рурка… Очень яркий персонаж — живой и с характером. Как сказала Мария Катарина, Рурк очень славный.
Паркер презрительно сморщился.
— Надеюсь, не слишком? Я бы не хотел, чтобы героем моей книги был святой или ангел во плоти.
— Не слишком. — Марис улыбнулась, но Паркер продолжал хмуриться, и она добавила:
— Можешь мне поверить, я говорю правду. Я же сказала, он — живой человек, а значит, у него есть недостатки и слабости. Терпеть не могу идеальных героев! Они слишком скучные, а с твоим Рурком… не соскучишься.
— Читательниц редко «заводят» положительные герои; точно так же и читатели-мужчины недолюбливают слишком добродетельных героинь. Чтобы персонаж полюбился читателю, достаточно бывает снабдить его хотя бы одним простеньким недостатком… Например, чрезмерным пристрастием к бутылке.
— Ты прав, — согласилась Марис, — но насчет Рурка можешь не беспокоиться — достоинства и недостатки смешаны в нем в нужной пропорции. Читательницы способны полюбить его за одну эту сцену у Марии Катарины. Он вел себя как настоящий мужчина, во всяком случае, его подсознательные реакции — чисто мужские. На каждую ситуацию он смотрит сначала в сексуальном аспекте и лишь потом начинает учитывать другие факторы — такие, как мораль, приличия и прочее. Но его нельзя назвать бесчувственным. Просто он знает, где заканчивается порядочность и начинается эгоизм, в особенности — эгоизм мужской, сексуальный. Ты не тыкаешь читателя носом в добродетельность Рурка, не морализируешь, так сказать, «в лоб»… — Марис подняла голову и увидела, что Паркер беззвучно смеется.
— В чем дело? — спросила она растерянно.
— Ты, я вижу, всерьез увлеклась работой над этой рукописью!
— Это моя профессия, Паркер. Не вижу, что тут смешного!
— Я понимаю, книга может увлечь, но проходит день, а книга так и остается книгой.