— Ничего не выйдет, мистер Эванс, — негромко сказала Марис. — Вы меня не напугаете.
Она повернула голову, чтобы взглянуть на него, и была поражена отсутствием всяких следов самодовольства на его лице. Впрочем, извиняться он тоже не собирался, однако ни насмешки, ни торжества не было в его чертах. Лицо Паркера по-прежнему было непроницаемо, и Марис подумала, что совершенно не понимает, как вести себя с этим странным человеком.
— Считайте, что я не обратила внимания на этот… на ваш поступок, как я не обратила внимания на насмешки и оскорбления, которыми меня осыпали в баре ваши друзья, — сказала она. — Но не обольщайтесь — я сделала это только потому, что знаю, почему вы так поступили.
— Знаете?
— Да, Паркер. Я разгадала ваш блеф.
— Блеф?
— Именно. Вы хотели напугать меня. Унизить. Оскорбить. Сделать так, чтобы я сама не захотела иметь с вами дело…
— Допустим. Ну и что?
— А то, что у вас ничего не выйдет!
— Ничего?
— Ничего.
— Вот и ладненько. Можете думать, как вам угодно, — мне от этого ни жарко, ни холодно. — Паркер несколько секунд смотрел ей прямо в глаза, потом переключил передачу и тронул «Крокодил» с места. — Кстати, Майкл случайно не упоминал, что будет на ужин?..
На ужин был копченый окорок, салат и картофельное пюре. Едва почувствовав запах еды, Марис поняла, как отчаянно она проголодалась, однако ради соблюдения приличий старалась этого не показывать.
Комнату, в которой был накрыт стол, Майкл почему-то назвал «солярием».
— Странное название для застекленного крыльца, — заметил Паркер, подъезжая в своем кресле к тому концу стола, где перед прибором не было стула.
— Это было крыльцо с небольшой верандой, — объяснил Майкл Марис, накладывая ей в тарелку салат. — Оно выходит на берег моря, хотя сейчас, в темноте, его трудно разглядеть. Паркер придумал оборудовать его сдвижными стеклянными панелями, которые можно открывать и закрывать. Теперь он может писать здесь при любой погоде.
Только сейчас Марис заметила в углу комнаты массивный двухтумбовый стол с резными ножками, на котором стояли компьютер и принтер. Прочая же обстановка показалась ей довольно аскетичной, даже суровой. Старые плетеные кресла и диван выглядели достаточно прочными, но подушки почти на всех сиденьях отсутствовали; каменный пол устилала вылинявшая камышовая циновка, а единственная герань в горшке на подоконнике смахивала на египетскую мумию, служа наглядным доказательством того, что без воды ничто живое существовать не может. Впрочем, она еще не сдалась и продолжала борьбу за существование. В целом же «солярий» выглядел как типичное жилище холостяка.