— Добро пожаловать, Паша-бей! Я слышал, вы захватили на войне дорогой трофей. — Он взглянул на Трикси, задержав взгляд на шелковой простыне с вышитой эмблемой. — Вижу, Хуссейн Джеритл одарил вас еще одной наложницей из своего гарема, — заметил он игриво. — Я думал, в прошлый раз вы обобрали его до нитки.
— г Одну я ему оставил.
— Ради такой женщины стоило вернуться. Вам наверняка понадобится для нее самая лучшая комната.
— Да, и ванна для нас обоих. И побыстрее, — отрывисто добавил Паша с бесстрастным выражением лица.
— Что-нибудь из еды? — спросил хозяин изменившимся тоном. Богатый француз, сражавшийся бок о бок с Макрияннисом, не был похож на человека, ликовавшего по поводу удачи. Мрачный и молчаливый, он не скрывал своего нетерпения. — Сюда, пожалуйста, — торопливо пригласил Гривас. — Я провожу вас в ваши покои.
Позже хозяин расскажет своей жене, что Паша-бей почти не разговаривал, а женщина, которую он нес, была опоена наркотиками. Слишком крепко она спала. Не Паша-бей ли ее опоил? Или, может, Хуссейн Джеритл? На простыне, продолжал он, понизив голос, он заметил капли крови. Впрочем, в дела их постояльца лучше не вникать. Осторожность в военное время никогда не помешает.
В номер принесли две ванны и много горячей воды. На маленьком столике слуги расставили тарелки со снедью. Паша молча наблюдал за ними. Трикси лежала на кровати.
— Спасибо, — поблагодарил он хозяина, щедро расплатился с ним, проводил до двери. — Прошу сегодня меня не беспокоить. Ни при каких обстоятельствах. — На последней фразе он сделал ударение.
— Конечно, господин. — Гривас бросил взгляд на Трикси.
— Я понимаю.
— Отлично, — ледяным тоном произнес Паша.
Хозяин невольно содрогнулся, передавая жене распоряжения постояльца. Возможно, будет лучше, если сами они лягут спать в комнатах над конюшней.
Как только дверь за Гривасом закрылась, Паша подошел к столу, уставленному едой и питьем. Взяв бутылку с крепким узо, он откупорил ее и вылил в горло половину содержимого. После столь внушительной дозы успокоительного он вытащил на середину комнаты стул, откуда мог хорошо видеть кровать, и, тяжело рухнув на него, снова взялся за бутылку. С каждым глотком его гнев и неистовство разрастались. Мучительные воспоминания, возмутительная сцена предательства и бесчестья отравляли сознание. Вскоре на полу рядом со стулом лежали две опустошенные бутылки.
Пока он приканчивал третью, Трикси пришла в себя. Резко сев на кровати, она испуганно огляделась. Но, увидев Пашу, со вздохом облегчения упала на постель и смежила веки.