Она всхлипнула, умоляя его прекратить эту сладкую пытку.
— Тебе не может быть больно, я только наполовину там, — прошептал он, притворившись, будто не понял ее призыва.
Вцепившись ему в ягодицы, Трикси попыталась заставить его погрузиться глубже.
— Я хочу, чтобы ты посмотрела.
Он слегка наклонил ее голову. Его мужское достоинство, отраженное в зеркале, впечатляло, и Трикси ощутила сладостный трепет.
Это не ускользнуло от Паши.
— Ты, похоже, готова, — произнес он и, подсунув ладони ей под бедра, начал медленное проникновение вглубь.
Наблюдая, как он скрывается в ней, Трикси почувствовала, как ее захлестнула волна наслаждения, и закрыла глаза.
— Открой глаза, или я остановлюсь.
Его голос донесся до нее словно издалека, но смысл сказанного проник в сознание. Ее ресницы дрогнули, глаза приоткрылись.
— Теперь хорошо, — промолвил Паша. — Скажи, когда я достигну предела.
Зрелище в зеркале завораживало и ужасало. Его тугая плоть все еще оставалась видимой.
— Может ли нимфа целиком принять то, что предлагает сатир? — спросил он.
В ответ ее естество завибрировало, и она кивнула.
— Я тебя не слышу.
— Да, — прошептала она, дрожа от вожделения.
— Ты в состоянии принять его целиком?
Она видела и чувствовала — или ей только, казалось, — как он становится все толще и тверже в упоительном слиянии тактильных и визуальных ощущений. Она что-то едва слышно прошептала.
— Ответь мне.
— Я хочу его весь, — выдохнула она, дрожа от сладостного предвкушения экстаза.
— Смотри, — приказал он вкрадчиво, и мышцы его бедер напряглись.
И когда она подчинилась, то увидела, как он сделал движение и темнокожий таран медленно скрылся, проглоченный ее тканями, нехотя уступившими невероятному давлению снаружи. Она приняла его в свое расплавленное лоно, и он почувствовал ее лоснящийся, огненный жар, плотно стянувший его со всех сторон. Тело Трикси сотрясалось от конвульсий.
— Скажи, что ты моя!
— Лишь после того, как услышу от тебя то же самое, — прошептала она, даже в экстатическом упоении не в силах отринуть мысль о независимости.
— Я — твой, — открыл он ей свое сердце.
— Я принадлежу тебе телом и душой, — прошептала она, продолжая вращать бедрами. Умопомрачительное наслаждение достигло невиданных высот и пронзило ее раскаленной молнией, рассыпавшейся мерцающими искрами.
— Ты восхитительна, — простонал он.
— Ты неподражаем.
Она просияла обворожительной, кокетливой, исполненной любви улыбкой.