— В таком случае, извини, но мне придется разочаровать тебя, — сказала она злорадно, стоя перед ним со спутанными волосами, в измятом платье и с полуспущенными чулками, — ты забыл о Максе, я должна кормить его.
— Чтобы кормить Макса, нет необходимости отвязывать тебя.
— Ты — подонок. Мы не в Монтане, где твое слово что-то значит! — Голос Импрес дрожал от гнева. — Жорданы получили дворянство задолго до того, как твое племя впервые увидело лошадь.
Ни один мускул не дрогнул на его лице, оно было как маска.
— Меня совершенно не беспокоит, — сказал он, отчеканивая каждое слово, — что Жорданы были еще до всемирного потопа. — Желваки на его скулах наконец дернулись, а голос опустился до страстного шепота. — Пусть даже они скакали на лошадях за тысячу лет до нашего появления. Если я захочу забрать тебя сегодня, то сделаю это. Понимаешь?! А няня для Макса — вовсе не такая проблема. Не стоит быть наивной в отношении моих возможностей. — Он больнее сжал ее пальцы.
Лицо Импрес побелело, когда она вспомнила о диктаторских замашках Трея. Она прекрасно сознавала все возможности принуждения, которые он имел. Его джентльменство ограничивалось светским костюмом. Ей вспомнились личные телохранители семьи Брэддок-Блэк, собственная небольшая армия их клана, частные поезд и железная дорога, политическое влияние и безбрежное богатство. Заодно ей припомнился вопрос, который она задала Трею на ранчо, о том, что он собирается дальше делать, и его ответ: «Править моей половиной штата».
— И что же? — Бездонная глубина ее зеленых глаз резко выделялась на бледном лице. — Будешь держать меня как пленницу?
— Может быть, — ответил он ровным голосом. — Иди сюда, и мы обсудим эту проблему.
— Презираю тебя.
Два этих слова были произнесены раздельно холодно и прозвучали ядовито.
— Ситуация в целом глупая, — сказал он с холодным безразличием, — поэтому не имеет значения, сколь долго ты будешь тешить себя своей очаровательной компанией.
Улыбка у Трея была столь неприятной, что ее затрясло. И когда он дернул Импрес за руку, она затрепетала. Его несгибаемая твердость и неумолимость пугали ее.
— Разденься, — сказал он властно, — я не видел тебя много месяцев.
На секунду она заколебалась, но выражение лица Трея было столь решительным, что, когда его пальцы разжались, словно проверяя ее послушание, Импрес покорилась.
Она стояла перед ним, не зная, что делать, и невинно смотрела на него из-под густых ресниц. Она искушает своей невинностью, подумал он, отчаянно желая эту трепещущую женщину. Трей теперь прекрасно понял, почему за выпивкой в клубе ее назвали Зеленой Искусительницей.