Любовь ранит слишком сильно. Почему мы ждем, что она будет чудесной? Любовь — это цепь мучений. Как будто заливаешь сердце кислотой.
Чайник закипает и отключается. Крис наливает воду и спрашивает;
— Выпьешь, Ливи? И я отвечаю:
— Спасибо, да.
Он поворачивается, и некоторое время мы смотрим друг на друга. И молча говорим то, что не решаемся произнести вслух. Наконец он замечает:
— Мне нужно закончить клетку. К вечеру Феликсу понадобится место для ночлега.
Я киваю, но лицо мое горит. Когда Крис проходит мимо меня, его ладонь задевает мою руку, и мне хочется поймать её и прижать к своей щеке.
Я окликаю его, и он останавливается позади меня. Я делаю вдох, и боль оказывается сильнее, чем я ожидала. Я говорю:
— Наверное, я просижу за своей писаниной не один час. Если хочешь уйти… возьми собак на вечернюю пробежку или… загляни в паб.
— Думаю, с собаками ничего не случится, — спокойно говорит он.
Я смотрю на желтый разлинованный блокнот, третий, с тех пор как я начала писать, и говорю:
— Теперь уже недолго. Ты знаешь.
— Не спеши, — говорит Крис.
Он возвращается к работе, разговаривает с Феликсом, потом начинает стучать молотком — частые удары, по одному-два на каждый гвоздь. Крис сильный и умелый. Он не допускает ошибок.
Я все недоумевала, почему он меня взял к себе.
— Я что, стала минутным капризом? — спрашивала я его.
Потому что в моем понимании не было никакого смысла цеплять шлюху, покупать ей две чашки чая и блинчик, приводить домой, поручать ей плотницкую работу и в конце концов пригласить остаться, когда он не собирался — не говоря уже, что не имел желания — трахать ее. Поначалу я думала, что он хочет посутенерствовать. Я думала, что ему нужны деньги на наркотики, и все ждала появления игл, ложек и пакетиков с порошком.
Когда же я потребовала ответа, что все это значит, он спросил, в каком смысле, и окинул взглядом баржу, словно мой вопрос относился к ней.
— Это. Здесь. Я. Я с тобой.
— А разве это должно что-нибудь значить?
— Парень и девушка. По-моему, когда они вдвоем, это всегда что-то значит,
— А-а. — Он поднял на плечо доску и оглянулся по сторонам. — Куда это молоток подевался? — И принялся за работу, и меня заставил.
Пока баржа доделывалась, на ночь мы бросали пару спальников слева от лестницы, в противоположном от животных конце баржи. Крис спал в нижнем белье. Я спала голой. Иногда рано утром я сбрасывала одеяло и поворачивалась на бок, чтобы груди казались полнее. Однажды я поймала его — он меня разглядывал. Я проследила его взгляд, медленно скользивший по моему телу. Он о чем-то задумался. Вот оно, подумала я. Потянулась, выгнув спину, проверенным гибким движением.