— Ты чего-нибудь хочешь, Габби? Чаю? Кофе? Колы?
— Мне достаточно и того, что ты здесь. Такая пытка переживать все это снова. Слава богу, ты остался. — Дотронувшись ладонью до места рядом с собой, она спросила: — Сядешь со мной?
Вместо ответа Моллисон уселся на диван на очень точно выбранном расстоянии в восемь дюймов от Габриэллы: достаточно близко для того, чтобы оказывать поддержку, находясь в то же время вне пределов ее досягаемости. Интересно, для кого эта демонстрация — для полиции или Габриэллы. Сама она как будто этого не замечала. Расправила плечи, выпрямилась и сосредоточила свое внимание на полицейских, тряхнув мягкими кудрями, падавшими ей на плечи.
— Вы хотите знать, что случилось в среду вечером, — сказала она.
— С этого можно начать, — отозвался Линли. — Как и с того, что было раньше.
— Рассказ будет коротким. Кен приехал в Спрингбурн. Мы страшно поругались. Я уехала. Я понятия не имею, что случилось потом. В смысле, с Кеном. — Вытянув руку вдоль спинки дивана, она положила голову на руку и наблюдала, как сержант Хейверс шуршит своим блокнотом, — Это необходимо? — спросила она.
Сержант Хейверс продолжала шуршать. Нашла нужную страницу и, лизнув кончик карандаша, застрочила в блокноте.
— Я спрашиваю… — начала Габриэлла.
— У вас произошла ссора с Флемингом. Вы уехали, — бормотала, записывая, Хейверс. — В котором часу?
— Вам обязательно записывать?
— Это наилучший способ сохранить достоверность показаний.
Габриэлла посмотрела на Линли, ожидая, что он вмешается.
— Так что же относительно времени, миссис Пэттен? — спросил он.
Она помолчала, нахмурясь и по-прежнему глядя на Хейверс.
— Точно сказать не могу. Я не смотрела на часы.
—Ты позвонила мне около одиннадцати, Габби, — подсказал Моллисон. — Из телефонной будки в Большом Спрингбурне. Значит, ссора должна была произойти до этого.
— А когда приехал Флеминг? — спросил Линли.
— В половине десятого? В десять? Я точно не знаю, потому что гуляла, а когда вернулась, он уже был там.
— Вы не знали, что он приедет?
— Я думала, что он летит в Грецию. С этим… — она аккуратно расправила черный блузон, — со своим сыном. Он сказал, что у Джеймса день рождения, и он хочет восстановить с ним отношения, поэтому они летят в Афины. А оттуда — отправляются в плавание на яхте.
— Восстановить с ним отношения?
— Они не ладили.
— И каков же был источник их разногласий? — спросил он.
— Джеймс не мог смириться с тем, что Кен оставил его мать.
— Это вам Флеминг сказал?
— В этом не было необходимости. Джеймс был воплощенная враждебность, и не нужно иметь познаний в детской психологии, чтобы понять, почему он так относился даже к собственному отцу. Дети всегда цепляются за призрачную надежду, что их родители могут вновь воссоединиться. Ну а я же разлучница, инспектор. Джеймс обо мне знал. Знал, кем я прихожусь его отцу. Ему это не нравилось, и он давал отцу понять это всеми доступными ему способами.