Она не в силах была видеть это, — но не могла и отвернуться. От страха ей сделалось дурно. Сердце ее, казалось, вот-вот разорвется, и Ариадне было так больно, что она поникла возле Диониса. Он опустил взгляд — и видение хаоса истаяло. Вместо этого она Видела, как покровы вокруг ее сердца раскрываются, словно лепестки небывалого цветка. В центре их билось сердце, и вместе с ним пульсировал цветок — и вот от него к Дионису заструились тонкие, чуть колышущиеся нити серебристого тумана. Они коснулись его — и Ариадна глубоко вздохнула: она поняла, что знает и чувствует бог.
Не случись сегодня с ней столького, не узри она, как явился бог, не говори он с ней — Ариадна ни за что не поверила бы тому, что видела и ощущала внутри себя. Благоговение сделало ее восприимчивой. Она узнала, что владеет Даром — она обрела его, когда решила стать настоящей жрицей. Благодаря этому Дару она смогла прочесть волю своего бога — и теперь знала, что он чувствует себя оскорбленным и жаждет покарать тех, кто оскорбил его, наслав на них священное безумие — дабы они сами наказали себя. Это понимание принесли ей туманные серебристые лепестки. Но бояться было нечего. Слабость Ариадны поколебала его. Люди все еще оставались живы.
— Господин мой, — негромко воскликнула она, стискивая длань Диониса одной рукой, а другой теребя его тунику, — никого, кроме меня, не было. Я старшая из девственных дочерей царя. Отец и мать предложили тебе лучшее, что у них есть.
— Старшая из девственных дочерей... — повторил он, переведя взгляд на нее, и голос его звучал скорее озадаченно, чем сердито. — Таков ваш обычай?
— Царственная девственница. — Ариадна робко улыбнулась ему, глядя снизу вверх. — Ведь таково твое требование? Если нет — я объясню, чего ты хочешь, отцу и матери, и это будет записано в анналах храма — чтобы не ошибаться в грядущем. Но надеюсь, ты не отвергнешь меня. Ну пожалуйста! Я мечтала служить тебе. И я готова. Правда, готова.
Дионис вдруг засмеялся, повел рукой, словно обводя их обоих незримой чертой, и проговорил:
— Эпикаломаи меланотэс.
Взгляд Ариадны внезапно затмился — не так, как если бы она вдруг ослепла, просто между ней и зрителями точно упала тонкая мглистая завеса. Жрицы, все еще на коленях, отползли к самому краю алтарного возвышения, но отец, брат и кое-кто еще стояли, приветствуя бога воинским жестом. Девушка видела, как шевелятся их губы в разговоре или молитве, но не слышала ни молитв, ни речей, и поняла, что видит их уже довольно давно, не осознавая этого.
— Что это? — спросила она, теснее прижимаясь к Дионису. — Что ты с ними сделал?