— Ровным счетом ничего, — отозвался он. — Мне не хотелось, чтобы они слышали наш разговор — простому люду не след слушать, о чем говорят бог и его жрица, — а потому я окружил нас стеной молчания. А потом добавил еще стену тьмы. Они что — думают, что олимпийцы, как звери, совокупляются у всех на виду?
Кровь бросилась Ариадне в лицо — то ли от восторга, то ли от страха, то ли от того и другого вместе. Сердце ее бешено забилось.
— Так ты все-таки возьмешь меня?
Он снова рассмеялся — тихонько, и улыбка безграничной нежности отразилась в его глазах: по-прежнему яркие, они словно смягчились и уже не пылали.
— В свои жрицы — да, и с радостью, но я не могу делить ложе с девочкой, которая вчера еще играла в куклы.
Глаза Ариадны вновь увлажнились.
— Они не поймут. Они ожидают увидеть, как бог осеменяет землю, олицетворенную жрицей.
— Я никогда не делал такого! — Он соскочил с алтаря и снял с него Ариадну, словно само лежание там могло принудить его поступить против воли. — Даже с избранной мною жрицей, а она была женщиной в самом цвету, и я очень ее любил. Я никогда не соединялся с ней прилюдно.
Ариадна ощутила разочарование — весьма странное после всех ее страхов.
— Не знаю, как они до этого додумались, но все верят, что плодородие земли связано с соитием бога и его жрицы.
Глаза Диониса сузились.
— Тебя накажут, если я не поведу себя, как распаленный бык?
— Я не исполню своего предназначения, — очень тихо произнесла она. — И никто не будет уверен в богатстве грядущего урожая, и в сладости винограда, и в том, что вино будет добрым, без кислоты и излишней терпкости...
— Но для этого нам не обязательно совокупляться! Ты жрица, ты можешь Призвать меня — и я приду, и пробегусь по склонам, и станцую посреди виноградных лоз.
— Правда?
Дионис улыбнулся.
— Твои глаза, как темные звезды. Они черны, как обсидиан, но и ярки! Да, я благословлю лозы и вино. — Тут губы его сжались. — Но я не стану любить тебя перед ними, чтобы удовлетворить их похотливый вкус.
Ариадна понимала, что уговаривать его дальше опасно. Но столь же опасно было позволить ему удалиться, прежде чем он явит людям хоть какое-то доказательство своего обещания. Она взглянула на толпу — большинство по-прежнему стояли на коленях, размышляли или молились. Они не могли слышать, о чем она говорила с Дионисом, — она снова заметила серую дымку и вспомнила, что видеть их люди тоже не могли.
— Господин мой, — прошептала она. — Я вижу твоих приверженцев, но они нас не слышат и не видят — так?
— Так.
Ариадна снова умоляюще сложила руки под грудью.