– Превосходно, если все, что нам говорили о лодке, – соответствует действительности...
– Если, конечно, англичане позволят вам вернуться, – мрачно поправляет первый помощник. Ганс Тутте, прислонившись к перископу, прислушивается к разговору своих офицеров, потом внезапно спрашивает: – Сколько времени, по-вашему, люди могут оставаться на лодке в погруженном состоянии, не теряя боеспособности? Первый помощник, ваше мнение?
– На такой подводной лодке или на обычной?
– На такой.
– Пожалуй, дней двадцать.
Тутте критически смотрит на него. – Второй помощник, а вы как думаете?
– Может быть, около месяца, но вряд ли они будут для чего-нибудь пригодны после всплытия.
– Инженер? – Видите ли, в машинном отделении обстановка несколько иная, там длительное плавание будет переноситься легче, по скольку у людей всегда найдется какое-то занятие – исправить один механизм, отремонтировать другой... И все же месяц – это многовато...
– Господа офицеры, – не до слушав, бесстрастно говорит Тутте, – нам приказано выйти в длительное плавание и, если окажется возможным, совершать его без всплытия лодки на поверх ность.
Офицеры молча смотрят на командира. Тутте знает, о чем они сейчас думают, – о моральном состоянии матросов, об их боеспособности. О том же думает и он.
– И без базы, – добавляет он.
– А сколько будет длиться плавание? – деликатно кашлянув, интересуется первый помощник.
– Столько, сколько может длиться кругосветный поход с боями, – мрачно отвечает Тутте.
Подводники слишком хорошо дисциплинированны, чтобы выражать удивление или недовольство, и Тутте, улыбнувшись, продолжает:
– Но я полагаю, что у нас все же должна быть какая-то база, хотя бы для того только, чтобы мы могли всплыть и взглянуть на солнце. Это не обязательно должна быть военно-морская база – мы в состоянии взять с собой достаточные запасы продовольствия и торпед, – а лишь укромное место для отдыха. Командование возражает, но... – Тутте многозначительно ухмыльнулся, – как только мы окажемся в море, оно, возможно, передумает...
Я долго сидел, размышляя над этой вымышленной сценой. Не выдаю ли я желаемое за действительность? – спрашивал я себя. – Но как командир подводной лодки я бы обязательно решил всплыть и отдохнуть. Что будет происходить в подводной лодке после ее месячного пребывания под водой? Правда, в АПЛI воздух не будет таким тяжелым, как в подводной лодке обычного типа. Ну а как с отбросами, которые неизбежно будут копиться во время боевых операций, и как бороться с плесенью, которая покроет все внутри? В каком физическом состоянии окажется команда? Не подвергнутся ли люди каким-нибудь заболеваниям в результате столь длительного пребывания под водой? И еще: так ли уж совершенны машины АПЛI? Не окажется ли, что отработанное топливо будет выделять какие-нибудь ядовитые вещества? Да, АПЛI может оказаться технически совершенным кораблем, рассуждал я. Но как в нем поведут себя люди, до этого плававшие в обычных подводных лодках? Выдержат ли они такое длительное нервное напряжение в условиях боевой обстановки?.. Нет, лодка должна располагать каким-то убежищем, каким-то укромным уголком, и я на месте Ганса Тутте обязательно бы на шел какую-нибудь уютную бухточку, где люди могли бы свободно покурить, искупаться, позагорать. Именно это, убеждал я себя, и есть ахиллесова пята АПЛI. Да, да, да! Она должна иметь базу, убежище, укромную бухту...