— Послушайте, я сознаю, что, спасая меня, вы рискуете своей головой. Не подумайте, что я вам не благодарна. Но несколько лет назад мой отец собрал компромат на самых влиятельных лиц в правительстве... Настолько серьезный, что высокопоставленный сотрудник ЦРУ перестрелял всю свою семью и наложил на себя руки, лишь бы сохранить эти факты в тайне. Папа, по-моему, не «исчез» только потому, что он очень умелый и изобретательный оперативник. Уволили его по звонку сверху.
— Так вы полагаете, что вся эта заваруха началась из-за той истории?
— Уверена, — твердо ответила Линн. — Мы это с папой обсуждали. С той поры о деле китайских шпионов стало известно очень много нового. И он опасался, что останется едва ли не единственным свидетелем. А папа знал не понаслышке, как в наши дни поступают в таких случаях. У них это называется «рубить концы».
— Откуда вы все это знаете? — Дженет поднялась, чтобы заменить капризно замигавшую лампу другой.
— После того как погибла мама, а его заставили уволиться, мы с папой много говорили. Обо всем. Я поставила такое условие. Сказала, что хочу узнать его, как он живет, чем занимается. Нет, не детали оперативной работы, конечно. Мне надо было понять, почему мама была так напугана. Почему она говорила про него такие вещи...
— Которые были неправдой...
Линн смотрела на нее пристальным взглядом. А глаза у нее точь-в-точь как у Крейса, только сейчас заметила Дженет. Серо-зеленые, пронзительные, смотрят прямо тебе в душу. Глаза, которые много видели и много знают.
— Но в том-то и дело, агент Картер, что почти все было правдой...
Дженет почему-то вспомнила лицо женщины, идущей за ними по следу, лицо с глазами гигантской белой акулы. Мисти. Она вздрогнула как от озноба. И тут они услышали заливистый лай собак.
* * *
Браун Макгаранд раздраженно потер щеки, нестерпимо чесавшиеся из-за щетины, которая уже успела пробиться на недавно чисто выбритом лице. Близился закат, он вел взятую напрокат машину в объезд арсенала. Ему надо было найти просеку возле ручья. Около ограждения арсенала ручей был совсем узким и протекал через бетонную трубу, поверх которой шла проволочная изгородь. Машину он спрячет и, проникнув на объект, пройдет пешком около мили до бункера под номером 887. Еще только приступая к осуществлению своего плана, он оборудовал себе в нем надежное убежище. Располагалось оно в самой отдаленной части складской территории, где хранились боеприпасы.
По дороге сюда он настроился на новостную радиостанцию и слушал ее передачи, не выключая ни на минуту. В центре внимания был, конечно, взрыв в здании БАТО, возбужденные репортеры сообщали о сотнях погибших и об огромном материальном ущербе всей деловой части города. Прямо с места событий они взахлеб живописали, как выглядят разрушенные здания, улицы, заваленные осколками стекла и обломками... Воспевали героическую работу пожарных команд и бригад «Скорой помощи». Предлагали отдельные леденящие душу кровавые сценки с Массачусетс-авеню... Официальные представители министерства финансов, министерства юстиции и — с некоторым промедлением — БАТО выступили с заявлениями, в которых предупредили о растущей угрозе терроризма, потребовали увеличения бюджетных ассигнований своим ведомствам, выразили соболезнования жертвам трагедии и поклялись найти преступников. Особенно впечатляющим оказалось одно интервью, когда репортер ткнул микрофон в залитое кровью лицо агента БАТО, раненного на крыше гаража. Тот дал страшную клятву достать из-под земли того, кто это сделал, и оторвать ему, сучаре — в этом месте вздрагивающий голос агента с некоторым запозданием заглушило деликатное электронное попискивание, — башку голыми руками. Браун хмыкнул: довольно истеричное и неосторожное высказывание, о котором большие начальники, несомненно, еще пожалеют.