Это было более, нежели смел надеяться кавалер де Гиз. Он протянул Букингему руку и спросил, чем может отблагодарить его за такую большую услугу.
— Послушайте, — ответил Букингем, — я хотел бы, и это, может быть, пустая прихоть, но она мне доставит большое удовольствие, я хотел бы иметь возможность нести на себе некоторое время весь магазин бриллиантов, который я привез с собой. Одолжите мне ваше место на часть завтрашнего вечера — пока Великий могол будет замаскирован, я буду Великим моголом, когда же он должен будет снять маску, я отдам вам ваше место. Таким образом мы будем играть наши роли, вы — открыто, я — тайно. Мы оба составим одно лицо, вот и все. Вы будете ужинать, а я буду танцевать. Согласны ли вы па это?
Кавалер де Гиз нашел, что это дело маловажное, не стоит и говорить и тотчас же согласился на все, чего желал Букингем.
Кавалер считал себя одолженным герцогу и признавал в нем своего учителя, поскольку, хотя его собственные глупости и наделали много шума во Франции, он был далек, особенно в безрассудстве, от знаменитого в подобных проделках Букингема.
Как было условлено, так и сделано. Герцог, замаскированный, блистающий при свете люстр и ламп, представился глазам королевы в сопровождении многочисленной свиты, великолепие которой не равнялось пышности его наряда, но и не составляло с ней слишком резкого контраста.
Восточный язык богат метафорами и поэтическими намеками. Букингем употребил все свое искусство, чтобы украдкой сказать королеве несколько страстных комплиментов. Ситуация тем более нравилась искателю приключений герцогу и романтической Анне Австрийской, что была чрезвычайно опасной. Король, кардинал и весь двор были при этом, и так как уже распространился слух, что герцог Букингем присутствует на балу, то все удвоили внимание, а между тем никто и не подозревал, что Великий могол, в котором все видели кавалера де Гиза, был сам Букингем. Зрелище имело такой огромный успех, что король не мог удержаться, чтобы не выразить м-м де Шеврез своей благодарности.
Наконец, последовало приглашение из величеств к столу, когда нужно было снять маски в приготовленных для этого комнатах. Великий могол и его оруженосец удалились вдвоем в кабинет — оруженосец был никто иной, как кавалер де Гиз, который в свою очередь надел маскарадное платье и пошел ужинать в костюме Великого могола, между тем как Букингем превратился в оруженосца.
Когда де Гиз вернулся к гостям, все стали расхваливать пышность его наряда и ловкость, с которой он танцевал. После ужина кавалер отправился в кабинет, к герцогу, ожидавшему его там. Тогда они снова поменялись ролями: кавалер сделался простым оруженосцем, а герцог снова возвысился до сана Великого могола. В этих костюмах они опять возвратились в зал. Нечего и говорить, что пышность наряда этого могущественного государя и почетное место, которое он занимал в ряду коронованных особ, доставили ему честь быть выбранным королевой для танца. Таким образом, Букингем до утра мог свободно выражать под маской и при общем смешении чувства, уже не бывшие тайной для королевы благодаря стараниям услужливой м-м де Шеврез.