Однажды вечером по дороге в Ниверне ехала почтовая коляска.
Это было осенью, то есть, вернее, в конце октября 1849 года.
В этой коляске, верх которой был опущен, сидели мужчина и дама и между ними помещался прехорошенький четырехлетний ребенок.
Господину было не больше тридцати семи или восьми лет. Он был высокого роста, брюнет с голубыми глазами.
Женщине могло быть не больше двадцати пяти лет, она была блондинка с выразительным и привлекательным взглядом, хотя во взгляде ее больших черных глаз проглядывало как будто затаенное горе.
Сзади их коляски помещались два лакея.
Эти путешественники были не кто иные, как граф и графиня де Кергац, возвращавшиеся из Италии в свое прелестное имение Магни, где они хотели провести остаток осени, чтобы вернуться в Париж не раньше как в половине декабря.
Граф и графиня уехали из Парижа через неделю после их свадьбы и провели медовый месяц в Италии, на берегу Средиземного моря, в прелестной вилле, которую граф купил в окрестностях Палермо.
После этого они возвратились опять в Париж и поместились в отеле графа, в улице св. Екатерины.
Но перемена воздуха подействовала так губительно на здоровье Жанны де Кергац, что граф, опасаясь за ее жизнь, тотчас же вернулся опять в талию, где и прожил с лишком три года.
Но, наконец, они вспомнили и о своей родной Франции; желание увидеть старые родные места заставило их решиться вернуться домой.
Они доплыли на пароходе до Неаполя, проехали всю Италию, побывали в Риме, Венеции и Флоренции и возвратились во Францию через Варнский департамент — эту миниатюрную Италию. Через две недели после этого мы уже встречаем их в почтовой коляске на дороге в Ниверне, в нескольких часах езды от замка де Магни, который был куплен графом де Кергацем года три тому назад, то есть до вторичной поездки в Италию.
— Жанна, моя милая, — говорил Арман, играя белокурыми волосами маленького Гонтрана, — тебе не жалко теперь нашей виллы в Палермо, этой обетованной земли?
— О, нет! — ответила Жанна, — для меня будет везде обетованная земля, где ты будешь со мной.
Ангел мой, — говорил Арман, я так счастлив с тобой, что бог, может быть, лишит меня даже части рая.
— Если ты хочешь, друг мой, — добавил он, — то мы проведем всю осень в Магни и вернемся в Париж только в январе.
— О, как бы я хотела этого, этот город так черен… и наводит на столько ужасных воспоминаний.
Арман вздрогнул.
Бедная моя Жанна, — проговорил ласково граф, — я вижу то беспокойство, которое проглядывает теперь в твоих глазах, и я понимаю тебя.
— Нет, Арман, ты ошибаешься. Но знаешь, счастье так подозрительно и беспокойно.
