Грешница

В десять часов вечера г-жа Шармэ возвратилась уже домой.

— Господи, — шептала она, — прости меня и дай силы довести до конца начатое… я должна его спасти!..

Вскоре после ее прихода раздался в прихожей звонок, затем явился в будуар маленький грум г-жи Сент-Альфонс и подал Баккара письмо; она с нетерпеливою поспешностью открыла его и прочла:

Письмо это, возвратившее Баккара всю энергию, было немедленно сожжено.

— Хорошо, — сказала она груму, — можете идти. Затем она позвонила горничной и велела помочь ей раздеться. Завернув волосы в фуляровый платок, надев ночной капот и атласные туфли с красными каблуками, она отправилась в нижний этаж своего дома, в кабинет барона д’О, выходивший в сад. Она предполагала, что молодой иностранец явится к ней через сад, с помощью лестницы, приставленной к наружной стене, поэтому она и сошла в нижний этаж, чтобы освещенным окном привлечь внимание этого искателя приключений.

Действительно, спустя четверть часа в саду послышался шум и затем легкий стук в окно.

Это был, конечно, иностранец — молодой повеса.

Баккара взглянула в окно и совершенно хладнокровно проговорила:

— Войдите, граф, не стесняйтесь. Если вы решились перелезть через забор, то, должно быть, с тем, чтобы пробраться и в окно.

Граф растерялся, но так как в голосе Баккара не слышалось ни гнева, ни насмешки, то он решился спрыгнуть в кабинет.

Она заперла окно, задернула занавески и, указав незнакомцу на стул, сама грациозно уселась на диване.

— Граф, — проговорила она, — я знаю о цели вашего рискованного посещения…

— Сударыня, я…

— Пожалуйста, не удивляйтесь, а лучше выслушайте меня. Вам двадцать лет, не правда ли?

— Да, — отвечал граф, улыбаясь.

— Мне, — продолжала Баккара, — двадцать семь; я прочла уже книгу жизни; вы только начинаете ее читать. Это преимущество дает мне право говорить с вами как с учеником; вы согласны с этим?

Граф поклонился.

— Так слушайте меня. Вам указали на меня как на женщину, ни во что не верующую, ничего не любящую и от которой погибают несметные богатства. На это вы отвечали: мне двадцать лет, я богат — и эта женщина должна меня полюбить!.. Не правда ли?

— Правда, — отвечал граф.