Пока Сильвена, склонившись над столиком, писала, он с улыбкой глядел на нее.
– Да, я создам вам имя, – повторил он.
Затем засунул два пальца в жилетный карман и извлек оттуда маленький пакетик из папиросной бумаги.
– Что это? – удивилась Сильвена.
Ей неудержимо хотелось рассмеяться.
Моблан развернул бумагу и положил ее на скатерть. Нежно замерцали две великолепные жемчужины.
– Ведь я игрок, – пояснил он. – И ставки в моей игре все время разные: вчера – лошади, сегодня – хлопок, завтра – драгоценные камни и жемчуг… Ставлю я и на красоток.
Взяв кончиками длинных пальцев одну из жемчужин, он отвел от щеки Сильвены рыжие кудряшки и приложил жемчужину к мочке маленького ушка, потом сказал:
– Вы не находите, что она вам к лицу? Посмотритесь в зеркало. Ну как? Что скажете?
Кровь прилила к щекам Сильвены Дюаль. Лицо ее запылало. Она больше не чувствовала мучений голода. Глаза расширились, нос наморщился. Забыв о своей роли, она пролепетала:
– Нет, нет, господин Моблан, не нужно, вы с ума сошли! С какой стати?.. Я никогда не посмею…
Он смерил ее взглядом и спокойно произнес:
– Отлично. Раз не хотите, тем хуже для вас. Я думал, вы любите жемчуг. Выходит, я ошибся. Человек, счет!
Ей так хотелось поправить дело, крикнуть, что, конечно же, она мечтает о таких жемчужинах. Ах, какие чудесные жемчужины! Она не знала, что надо было сразу согласиться, она вовсе не хотела его рассердить… Но было уже поздно. Моблан аккуратно свернул бумажный пакетик и вновь опустил жемчужины в жилетный карман, глядя на Сильвену с жестокой насмешкой, наслаждаясь огорчением, которое без труда можно было прочесть на юном веснушчатом личике.
– Как она еще молода! – сказал он Анни, которая с трудом сдерживала ярость.
Моблан подписал счет золотым карандашиком и швырнул несколько стофранковых кредиток обступившим его лакеям.
– Я навещу вас на этих днях, деточка, будьте благоразумны, – обронил он, поднимаясь.
И удалился с величественной улыбкой на дряблом лице. Подобострастные официанты провожали его до самых дверей, со всех сторон слышалось: «Доброй ночи, господин Люлю, доброй ночи, господин Люсьен, доброй ночи, господин Моблан».
– Ты думаешь, он и вправду обиделся? – спросила Сильвена Дюаль у подруги.
– Вовсе нет, – ответила Анни. – Но ты, скажу прямо, набитая дура. Надо было сразу же согласиться.
– Откуда мне знать? Я думала, что полагается из вежливости отказаться, что он будет настаивать. А потом жемчужины-то какие! Ты заметила, какие огромные? Я просто растерялась, понять не могла, как это ему взбрело в голову.
На глазах у нее выступили слезы.