Пытаясь совладать с охватившим ее гневом, Маргарет в конце концов сказала:
— Значит, ты предпочитаешь расставить все точки над «i». Ну, ты всегда отличался унаследованной от отца слабостью в отношении женского пола, но я-то надеялась, что ты обставляешь свои «приключения» с большей деликатностью и умом. Это просто сумасшествие. Здесь тебя окружают люди исключительно влиятельные, которые могут разрушить твою карьеру одним словом, а кроме того, скандалы в нашем обществе разгораются даже при малейшем подозрении. Я с самого начала знала, что эта женитьба была несчастьем, но Джулия, в конце концов, твоя жена. Ты о ней подумал в данной ситуации?
— В какой ситуации, мама?
Миссис Вейси-Хантер грациозно, хотя и немного резко, опустилась на софу.
— Так как ты явно пытаешься избежать разговора, я вынуждена говорить откровенно. Твоя интрижка с… с этой актриской выходит за рамки приличия. Я подозревала, что это лишь продолжение старой связи, но никогда не думала, что ты возобновишь ее в такой откровенной манере. Твое поведение, Вивиан, непростительно не только по отношению к Джулии, но и ко мне. Гюнтер был так разъярен, что лишь повинуясь моим настойчивым просьбам, разрешил мне поговорить с тобой первой.
В этот момент Вивиан понял, что теряет контроль над собой, а его губы произносят слова, которые до того были лишь у него в голове.
— Барон фон Гроссладен, в компании со всякими другими людьми, может говорить со мной на любую интересующую его тему. Однако я не обязан его выслушивать. Единственные люди в данном обществе, кто имеет право обсуждать мое поведение, — это военные выше меня по званию. Мне тридцать два, мама. И никто, за исключением круглых дураков, не будет считать тебя ответственной за поведение взрослого сына.
Вивиан глубоко вздохнул, пытаясь совладать с бурлящим внутри гневом, затем продолжил как можно более спокойно:
— В течение трех месяцев осады у меня было много времени, чтобы подумать. Когда ты в вельде, то чувствуешь себя одиноким, несмотря на компанию других мужчин. И эти раздумья привели меня к двум удивительным выводам.
Во-первых, стало ясно, что жестокость Бранклиффа ко мне должна была прикрывать его любовь к мальчику, который никогда не станет наследником, и его глубокое разочарование в наследнике, которого он не мог любить. Изображая теплоту по отношению к Чарльзу и ненависть ко мне, Бранклифф пытался перевести желаемое в действительное. А когда у него ничего не получилось, он превратился в ожесточенного старика, в итоге наказавшего себя больше, чем судьба наказала других.