— Я не боюсь, — быстро возразила Лейла, — я просто не хочу показываться в подобном виде.
— А мне кажется, ты в полном порядке, — бросила Нелли. — Никакой грим или парики не помогут мне стать актрисой, но я бы никогда не сдалась, если бы что-то подобное произошло со мной. Они-то сейчас празднуют, наверняка. Совершили почти что убийство, вышли сухими из воды и заставили тебя прятаться как мышку, потому что ты боишься.
— Достаточно, — оборвала ее Лейла, отчаянно борясь с чувством вины. — Я не нуждаюсь в том, чтобы моя служанка высказывала свое мнение.
Нимало не смутившись, Нелли вновь адресовала свои слова дочке.
— Ты знаешь, Сал, там все эти бедные мужчины рискуют жизнью день за днем, мечтая о радости и веселье, которое им дарит самая прелестная девушка в Кимберли. Нет, дорогая, это не твоя мамуля, а девушка, которая сама была когда-то служанкой, пока не превратилась в принцессу, словно в книжке. Но она замуровала себя в башне и думает, что только ей одной плохо. А что ты скажешь, Сал?
Вытерев рот девочки краешком фартука, Нелли тихо добавила:
— А что, если мы сами расскажем майору обо всем? Тогда, возможно, ей придется спуститься из своей башни.
Лейла слушала эти слова с растущим чувством вины. Напоминание о ее низком происхождении вызвало в памяти все, что ей удалось преодолеть за последние пять лет благодаря целеустремленности. И куда же эта решительность теперь делась? В прошлые века женщин, заклейменных шлюхами, кидали в центр деревенского пруда. Если они тонули, то их преследователи считали себя выполнившими свой гражданский долг. Если выплывали, то тем самым доказывали одержимость дьявольскими чарами и приговаривались к сожжению. Лейла Дункан не была полностью уничтожена, но если она не станет призывать к ответу нападавших, пытаясь наказать их, тогда каждый в Кимберли начнет гадать, были ли нападавшие правы в своих обвинениях. Готова ли она позволить кучке религиозных фанатичек чувствовать удовлетворение, глядя, как их жертва прячется, словно признавая вину? Не имеет ли смысл доплыть до берега и противостоять им с гордостью человека, знающего, насколько они не правы?
— Хорошо, Нелли, ты высказала свою точку зрения этой глупой сказочкой, — рявкнула она. — Я пойду сегодня за суповыми билетами, но если ты только расскажешь майору Вейси-Хантеру, знай, это конец нашей дружбе. Понятно?
Нелли подняла глаза, застенчиво улыбаясь.
— Я бы никогда не сказала ему, Лейла. Он так тебя любит, что, скорее всего, пойдет и застрелит этих женщин, прежде чем их арестуют.
Лейла поняла, что это было не просто обычное нежелание выйти из дома. С тщательно наложенным гримом, надев парик и подобрав к белой юбке такого же цвета блузу с длинными рукавами и высоким воротником-стойкой, она стояла на пороге, испытывая почти животный страх. Ее решимость выйти наружу исчезала, когда она смотрела на широкую залитую солнцем улицу. Непроизвольно она начала дрожать, на лбу выступил пот, ноги, казалось, налились свинцом. В этот жаркий день Лейла ощущала себя куском льда или снежной бабой, вылепленной лондонскими ребятишками, когда темный зимний ветер свистит по опустевшим к вечеру улицам.