Кто-то коснулся ее руки, и, повернувшись, Лейла увидела внизу худенькое личико Салли Вилкинс. Рот девочки открывался и закрывался, но Лейла ничего не слышала, кроме шума в ушах. Появилось другое лицо с шевелящимися губами, но никакие звуки не проникали сквозь охватившую Лейлу пелену ужаса. Смотря широко раскрытыми глазами на Нелли, Лейла тряслась, как в лихорадке. Вдруг она вспомнила слова Вивиана — она их слышала так отчетливо, будто он говорил их здесь и сейчас, а не более недели назад.
«Ты чувствуешь себя необыкновенно одиноким, когда скачешь по равнине, даже если рядом твои товарищи. Вокруг лежит неизвестность. То, что случится через несколько часов, может убить тебя или вызвать к жизни мужество, о котором ты и не подозревал. Кажется немыслимым идти вперед, но ты все-таки идешь, потому что нет выбора. Когда же возвращаешься, то чувствуешь облегчение и вместе с тем странное умиротворение».
— Лейла, с тобой все в порядке?
Голос раздавался почти над ухом, и она обнаружила, что может повернуть голову.
— Да, Нелли, не беспокойся, — удалось ей выговорить своим хриплым полушепотом. — Не пора ли идти?
Улицы были полны народа, так как ближе к вечеру жара немного спала. Прикрываясь зонтиком, Лейла шла по центру Кимберли, словно солдат по пустынной равнине. Она действительно ощущала одиночество, несмотря на многочисленных прохожих, которые тепло приветствовали Лейлу, выражая надежду, что она выздоровела, и просили разрешения навестить. Лейла шла вперед, потому что понимала необходимость этого, но рядом притаился страх, и она постоянно обшаривала глазами толпу в поисках тех суровых, пылающих ненавистью лиц.
Как ей показалось, Кимберли значительно изменился за последние три недели — появились новые воронки от снарядов, многие здания обрушились; кругом виднелись признаки перебоев со снабжением: магазины закрыты до конца осады, витрины заклеены извинениями, повсюду расклеены листки с объявлениями и указами военного командования.
В городе богатых воцарилась бедность. Те, кому еще удавалось ее избежать, выглядели усталыми и подавленными, менее везучие стали изможденными. Чернокожие и многие белые из низов просто стояли или сидели на улице, не зная, как занять свое время. Даже острословы перестали отпускать свои любимые шуточки по поводу идущих на помощь войск или неэффективности обстрела; пробивающиеся к городу английские войска больше не вызывали энтузиазма, а артиллерийские атаки буров стали настолько эффективными, что ежедневно вызывали большие разрушения и потери.
Как бы в подтверждение этого, снова начался обстрел. Далекий рев, сменяющийся серией взрывов в районе шахт, предупредил людей о приближающейся опасности. За долгое время, однако, выработалось что-то вроде пренебрежения к ней, и быстрый бег к укрытиям, как было в первые дни, сменился на спокойный шаг. Нелли боялась больше, чем другие, и сразу же подхватила свою дочку на руки, спеша к одной из ям, вырытых на обочине и прикрытых гофрированным железом и мешками с песком. Лейла старалась не отставать, чувствуя беспокойство, забытое за три недели вынужденного заточения в своем доме, расположенном в относительно безопасном районе города.