Сэр Джордж улыбнулся:
— Удивительная маска: с ухмылочкой, вся выложенная мозаикой, а уши золотые. Раньше она была инструктирована, и в ней были зубы, но кто-то, не щадя сил, пытался разбить вещицу. Возможно, осел. Пойдите и посмотрите. Вы посмеетесь.
Он пошел, но не для того, чтобы посмеяться. Пробравшись через толпу, он увидел причудливую вещицу, треснувшую, потемневшую и покрытую пятнами, грубо привязанную к мохнатой голове скотины. Эта самая маска была приторочена к седлу Лаймонда в начале трагической ночной скачки.
А новости, которые Тош с обычными предосторожностями сообщил, были ужасны. Он сам обнаружил приметную маску не далее, как тем утром, и отнюдь не в замке или его окрестностях, и вообще не в городе Амбуазе. Он нашел маску в Блуа, затоптанную ногами таких же ротозеев, как и он сам, скопившихся во дворе пустого жилища Эли и Анны Мутье. А перед ним, как ревущий факел высотой в сорок футов, пылал особняк Мутье.
Никто не смог бы войти туда и остаться в живых. Тош, безуспешно поискав по соседству какие-нибудь следы Тади Боя, послал сообщение Абернаси, а сам направился с новостями к шотландскому двору в Амбуаз, прихватив с собой маску в качестве мрачного символа.
Этим вечером Эрскин употребил все средства — разве что не удерживал силой, — чтобы отговорить Ричарда от открытой поездки в Блуа. И бодрствовал рядом с ним, пока лорд Калтер сидел без сна перед алым пламенем камина в своей уютной комнате в Амбуазе, пытаясь разгадать правду. Свидетели, бывшие у башни, один за другим рассказывали, как был искалечен Тади Бой. Как же тогда он смог добраться до Амбуаза в особняк Мутье в Блуа? Уехал ли он туда, чтобы укрыться? И если так, вполне возможно, что он погиб там, в этом необъяснимом пожаре.
Глава 3
БЛУА: БЕДЫ НЕ ИЗБЕЖАТЬ
Существуют жилища, где не избежать беды. Если достигнуть дикой местности, леса, темного места — там обитают воры, разбойники, изгои. До тех пор пока беду не вынесешь на свет и не расскажешь о ней, от нее не избавиться.
Откуда-то доносился голос. Что он говорит, было трудно понять. «Глупо даже и пытаться», — подумал человек, лежавший в постели. За пределами понимания находились возбуждение, досада и даже боль — весь мир, недоступный, как тот далекий, неутомимый голос, снова и снова упорно повторяющий одно и то же.
Не было в этом голосе утешения, он скорее звучал нетерпеливо, даже раздраженно.
— Твои глаза открыты, — резко произнес голос. — Посмотри на меня. Ты видишь. Позже я дам тебе опиум снова, если захочешь.
«Очень мило», — сардонически подумал человек, лежащий в постели. Память, пришпоренная болью, живо воскресила картину того, что произошло у Тур-де-Миним. Он вспомнил, как лошадь Конде навалилась на него, когда он упал. Затем еще несколько тяжелых, памятных ударов — и, как казалось, смерть.