Те, у кого была профессия, пользовавшаяся спросом в Америке, например, портные, нашли работу немедленно. Люди с редкими профессиями занялись мелкой торговлей. Если им удавалось наскрести немного денег, они тотчас открывали «лавочку в стене» – находили удобный угол, окошко и начинали торговлю или конфетами, или поддержанным платьем, или мороженым. Мало кто верил, что это навсегда. Большинство надеялось на лучшие времена, если не для себя, то для своих детей. Работа была тяжелой, доходы скудными, но на жизнь хватало.
Большая часть этих иммигрантов прибыла в Америку без гроша. Все их пожитки умещались в маленьком узелке. Но пока у них оставался последний шанс, они не просили помощи. Им была отвратительна сама мысль об этом. Благотворительность они понимали как обязанность помогать другим, а не выпрашивать для себя. Только болезнь, житейская катастрофа или самая настоятельная необходимость могли заставить их обратиться к благотворительным организациям. Но даже и тогда они считали своим долгом отложить из полученной помощи немного денег для бедных в России или в Палестине. Стоило им найти работу, пусть самую скромную, они немедленно просили вычеркнуть их из списка нуждающихся. И даже те, кто просил о помощи, обращались, как правило, в еврейские организации, созданные немецкими собратьями. Поначалу американские евреи немецкого происхождения в ужасе отшатнулись от своих нищих, бородатых, ортодоксальных русских «трущобных» братьев. Они полагали, что если их не замечать, то они сами собой исчезнут. Но американская печать, заговорившая о нуждах этих людей, заставила немецких евреев устыдиться и срочно организовать помощь иммигрантам. Их щедрость не знала себе равных. Они основали филантропические организации, школы, госпитали, центры переобучения и дома призрения. Социальные службы и агентства, созданные тогда, послужили образцом для многих нововведений Рузвельта во времена «нового курса».
Большая часть иммигрантов осела в Нью-Йорке, хотя некоторые двинулись в Филадельфию, Бостон, Детройт, Чикаго. Те, что остались в Нью-Йорке, поселились в Манхаттене, в нижней его восточной части, которая когда-то считалась фешенебельным районом, но давно уже превратилась в убежище бедноты. Социологи нарисовали нам достаточно мрачную картину этих трущоб. Они подсчитали количество уборных, число жильцов в комнате и доход на душу населения. Но они упустили из виду некоторые специфические особенности. Еврейские трущобы порождали туберкулез и ревматизм, но они не порождали преступности и венерических заболеваний. Здесь не было безграмотности, незаконных детей и брошенных жен. Здесь почти каждая семья пользовалась абонементом в библиотеке. Здесь почти в каждой семье покупали книги – не для декора и не в твердых переплетах, а для чтения, пусть даже то были книги из вторых рук, с растрепанными бумажными переплетами, и пусть они стояли на простых, неструганных и некрашеных полках.