А теперь, дамы и господа, ноги в руки! Целую, до вторника! Я расталкиваю людей, переворачиваю багаж... Большие скачки под удалую арию из «Сельской чести» (Кавалерия рустикана)... Появились стражи порядка. Поднялся свист, как на корабле во время маневров в Средиземном море.
У меня выросли крылья! Не хватает только бригады судей, чтобы зафиксировать побитие рекорда Жази. Я достигаю выхода с вокзала. Здесь стоит большой и суровый, как мнение покойника, служащий, которого уже предупредили, и он преградил мне путь. Я протянул ему свой билет, забыв разжать кулак. Билет и его вместилище угодили ему в подбородок. Парень перелетает через вертушку так, что ударяется черепом о стену; на какое-то время он забудет фамилии советников кантонов своей страны.
У выхода из вокзала я замечаю красный грузовик, который трогается. Я бегу к нему и успеваю вскочить на подножку. Ошеломленный шофер смотрит на меня.
– Не теряй курса, папаша, и жми на правую педаль, – говорю ему.
Он повинуется, косясь на стекло заднего вида. Мы летим по улицам на глазах у изумленных прохожих. Полицейские вот-вот ринутся в погоню на своих мотоциклах, более быстрых, чем грузовик. Оставаться на грузовике опасно.
На повороте я спрыгиваю... Бросаю взгляд вокруг. В подобных случаях не до лекций о пользе сахарной свеклы для польских колоний... Надо импровизировать и умело шевелить хромированными шариками.
Я заметил маленького кондитера, который сходил с велосипеда, держа под мышкой корзинку с кремовым тортом «Святая Честь». Я обесчестил эту «Честь», размазав торт по тротуару, и вскочил верхом на «велик». За мной, Кюблер! Я приподнимаюсь в седле и кручу педали, высунув язык... Я сворачиваю... Мне наплевать на направление. Я люблю фантазию и никогда не участвую в организованных путешествиях... Я кручу, кручу педали, как говорил Шарпини.
Я еду в запрещенном направлении и несусь по улицам с лестницами. Вот это номер! У Пэндера места заказывали бы за три месяца вперед, чтобы присутствовать при моих подвигах.
Время от времени я оглядываюсь через плечо и смотрю в морской бинокль. Природа непоколебимо безмятежна. Берн купается в бледном солнце, которое придает ему блеск аквариума5. Жители спокойны, и никто не подозревает драмы.
Я оставляю «велик» кондитера у чьего-то порога и направляюсь по маленькой старинной улочке. Как хорошо жить. Розовое спокойствие разливается во мне. У меня впечатление, что я вышел с постоялого двора...
Квартал, в котором я нахожусь, спокоен. Дома здесь зажиточные. Если я уйду отсюда, то непременно нарвусь на полицейский кордон. Полицейские власти знают теперь, что я в Берне, и скоро прочешут весь город. Хоть один раз у них в руках настоящее сенсационное преступление, и они не будут его прятать в ящик со старыми шнурками!