— Что с Люком, Катуари?
— Ему плохо. Он ранен и не может двигаться. Надо что-нибудь придумать.
— Что тут придумаешь? Надо только ждать, пока он сможет двигаться.
— Но мы помрем с голоду, пока это произойдет! Придумай что-нибудь!
— Ничего пока не выйдет, Катуари. Я лишь могу предложить свою помощь в отыскании еды. Буду охотиться, лазать по деревьям и рыть землю. Но мы не сможем снести его вниз.
Лука не мог разговаривать, голова медленно успокаивалась, рана еще сильно болела, но осложнения не предвиделось. Ему так казалось или хотелось.
Жан приносил мелких зверьков и птиц, орехи и плоды, которые сумел отыскать, Катуари готовила еду и ждала, когда можно будет уходить.
— Ты хоть бы рассказал, как ты искал нас, Улитка, — просила Катуари.
— Не хочу! Нечего рассказывать! Нашел вас, и всё тут! Хорошо, что Люк оставил прорубленную тропу. Было легче идти.
— Ты плохо выглядишь, караиб, — не отставала Катуари.
— Сильно устал. Да и теперь приходится столько лазать по рытвинам и зарослям, а что добываю? Мелочь! Есть постоянно охота.
— Вы говорите, а я вас не понимаю, — тихо проговорил Лука. — Говорите по-французски. А то голова еще сильнее болит. Я всё силюсь понять вас!
— Как длинно ты говоришь! Отживел, Люк?
— Какое там! Едва языком ворочаю.
— Через неделю обязательно начнем спускаться к усадьбе. Будь готов, Люк!
— Постараюсь, хорошая моя, — вяло ответил Лука.
Но полуголодное существование всё-таки сказывалось. Силы у всех помаленьку убывали. А болезнь Луки не давала возможности начать спуск.
Жан вдруг заявил решительно, по-взрослому:
— Завтра я ухожу. Хочу наведаться в лагерь. Там может оказаться еда. А без еды нам не дойти до места.
Все возражения Луки и Катуари не подействовали. Мальчишка настаивал на своем.
— Обязательно надо глянуть, а вдруг там кто-то живой остался. Очень хочется. Может, больше никогда не получится попрощаться со всеми.
Он ушел, захватив с собой один пистолет и мачете с сумкой, и отсутствовал три дня с лишком. Вернулся истощенным, измученным и опечаленным. Сказал, бросив тяжелую сумку на землю:
— Попрощался! Всё кончено! Нашего народа больше нет.
— Не говори так! — вскричала Катуари. — Многие укрылись, я ведь с ними шла! И существуют другие группы, которым удалось уйти. Я в этом уверена.
— А я уверен, что все они погибли. Сама же говорила, что французы всех убивали! Никого не щадили! Что теперь будет с нами, Катуари?!
Та лишь притянула голову мальчика к груди и погладила ее. Слов утешения не находилось. Да и что скажешь, когда всё и так понятно.