Еле передвигая ноги, Аня побрела в кухню. Там включила чайник, достала из шкафчика чашку с веселой мордочкой (сейчас она почему-то не казалась такой уж веселой), села на табурет, замерла. Пока вода закипала, пыталась думать о хорошем, например, о бабусе, но мысли, предательницы, с одной старой женщины перескакивали на другую, лежащую в луже собственной крови, с торчащим из груди кухонным ножом, и от этих воспоминаний становилось еще плоше.
Когда чайник согрел воду, ознаменовав завершение своей работы громким щелчком, в дверь позвонили.
— Никого нет дома, — прокричала Аня, не двигаясь с места, а потом еще добавила, позаимствовав фразу у кого-то из героев низкопробных боевиков. — Кто бы ты ни был, катись к черту!
Но некто за дверью не внял Аниным приказам, позвонил еще более настойчиво.
Пришлось открывать.
К Аниному ужасу на пороге квартиры стоял Петр.
— Ой, — пискнула Аня, прячась за дверь. — А я неодета…
Неодета — не то слово, потому что в принципе, она была одета в халат, но зато в какой! Фланелевое рубище с прорехой на плече и оторванным карманом, не халат — стыдоба!
— Я звонил вам на мобильный, чтобы предупредить о своем приезде, — поспешно проговорил Петр, отведя глаза, — но вы не отвечали…
— Я сейчас, минутку…
Аня метнулась в комнату, скинула рубище, влезла в джинсы, рывком надела на себя футболку, наскоро расчесала волосы и, горько сожалея о трехсотрублевой помаде, оставленной в кармане куртки, вернулась в прихожую.
— Входите, — пригласила она Петра, широко распахивая дверь. — Сейчас чай будем пить…
— Аня, — прервал ее он. — На чай нет времени…
— Что-то случилось? — встревожилась она.
— Нет, не беспокойтесь… В смысле, ничего страшного… — И в доказательство своей правдивости проникновенно заглянул ей в глаза, хотя до этого смотрел либо по верх ее плеча, либо на носки своих ботинок. — У меня для вас новость.
— Хорошая?
— Не знаю… — Он опять потупился. — Чтоб ответить на ваш вопрос, я должен задать свой.
— Ну так задавайте! — нетерпеливо воскликнула Аня.
Петр еще несколько секунд молчал, хмуря брови, потом все же спросил:
— Вы действительно хотите знать правду о своем рождении?
— Конечно, но почему вы…
— Вы на самом деле мечтаете познакомиться со своей настоящей матерью?
— Значит, я была права, и Шура Железнова меня не рожала! — вырвалось у Ани.
В ответ на ее реплику он лишь дернул ртом, и было не ясно, что означала эта гримаса, то ли утверждение, то ли отрицание, то ли нетерпение. Скорее, последнее, потому что Петр тут же продолжил допрос:
— Так вы уверены, что вам нужна правда? Даже если она будет горькой?