— Я бы не была в этом так уверена, — заметила я. — С Аделой вообще ни в чем нельзя быть уверенным.
— Я это уже понял, — еще более печальным тоном сказал Бобчик. — Если хотите, я могу подъехать к вам прямо сейчас.
— Желательно побыстрее, — сказала я, памятуя о том, что Адела может вернуться домой с минуты на минуту.
— Уже еду, — сказал Дима и повесил трубку. Минут через десять позвонил Луис.
— Hola, mi amor! Puedo verte esta noche? [9] — сказал он.
— Только попозже. Ты можешь приехать часов в одиннадцать? — спросила я.
— Что-то не слышу особой радости в твоем голосе, — заметил колумбиец. — Я сделал что-то не так? Тебе что-то не понравилось?
— Да нет, все в порядке, — соврала я. — Просто у меня тут свои проблемы. Это никак не связано с тобой.
— Тогда я добавлю тебе проблем, — нежно сказал Луис. — Целую. Буду ровно в одиннадцать.
Бобчик был бледен и заметно прихрамывал.
— Вы хорошо себя чувствуете? — сердобольно поинтересовалась я. — Может быть, сварить вам кофе или дать таблетку анальгина?
— Только не надо таблеток, — болезненно скривился Бобчик. — Я продаю лекарства, а не пью их. А от кофе не отказался бы. Если можно, черный, покрепче и без сахара.
— Одну секунду, — ответила я.
Я заварила себе жасминовый чай, а Диме черный-пречерный кофе и вернулась в гостиную с дымящимися чашками и печеньем на подносе.
— Почему вы хотели видеть меня? — спросил Бобчик.
— Мне нужно снова поговорить с вами о Росарио Чавесе Хуаресе, — сказала я.
Дима тяжело вздохнул.
— Я клянусь вам, что не убивал его, — страдальчески морщась, сказал он. — Просто представить не могу, с чего это Адела вбила себе в голову, что я ревновал ее к Росарио да еще вдобавок и прикончил его. Я нормальный, весьма уравновешенный человек. Я вообще на это не способен.
— Не способны ревновать? — уточнила я. — Тем не менее я собственными глазами видела вас в «Кайпиринье». Вы следили, как Росарио танцует с Аделой. Надеюсь, этого вы не станете отрицать. Кроме того, недавно выяснилось, что Чайо жив. Так что вы можете спокойно во всем сознаться, не боясь уголовной ответственности.
— Росарио жив? — вытаращил глаза Бобчик. — Но вы же сами на пару с Аделой утверждали, что он убит, и, более того, обвиняли меня в этом убийстве!
Я пожала плечами.
— Сама не понимаю, что происходит. Я была готова поклясться, что, когда я обнаружила Чайо в багажнике, он был мертвее мумии Ленина. Он не дышал, у него был остекленевший неподвижный взгляд, и, самое главное, на левой груди у него была колотая рана со струйкой запекшейся крови. Любой на моем месте решил бы, что Чайо — покойник.