— А ты? — признаться, без Кабанова мне в море было неспокойно.
— Как же я орлов наших брошу? Они в меня верят, а веру предавать нельзя.
— Не понял. То ты говоришь о России, то о том, что не можешь отсюда уйти, — искренне признался я.
— Будет и Россия. Куда я без нее? — с грустью произнес Командор.
И тут до меня дошло.
Кабанов вполне искренне говорит о родине, да только в глубине души понимает: там ему будет скучновато. Наши приключения пробудили в нем дремавшие наклонности к авантюризму. Не в стиле Великого комбинатора. За стульями Командор стал бы гоняться разве что от скуки. Нет, к авантюризму в исконном мужском смысле.
За несколько месяцев Сергей стал судьей и богом здешних беспокойных мест. Другого бы подобная ноша раздавила, ему, наоборот, придала больше сил. Тот случай, когда человек оказывается на своем месте. Недаром старые морские волки с готовностью бросаются выполнять все его приказания. Не спрашивая, не уточняя.
И после всего вдруг оказаться в одном ряду с другими? При своих талантах Командор, без сомнения, станет в России офицером, а дальше? Насколько я знаю, регулярная война в данное время напрочь отбрасывает личную инициативу. Шагай себе в общей шеренге, передавай команды да терпеливо считай пролетающие мимо ядра. Я бы взвыл не от одного страха — от тоски, а он?
Он, конечно, все подсознательно понимает, вот теперь и оттягивает момент возвращения под всякими предлогами.
Хотя веру, тут Командор прав, тоже убивать нельзя. И в ответ на привязанность моряков он испытывает к ним аналогичное чувство.
— Только подожди со своими вопросами до возвращения в порт, — произносит Командор, и я не сразу понимаю, о чем идет речь.
Когда же понимаю, то ответ мой, надеюсь, звучит достойно:
— Я вообще с ними подожду. До другого времени.
Командор дружески обнимает меня, и я вижу, что он растроган.
Ближе к вечеру нас ожидает еще одна встреча. Нам попадается еще один парусник, на этот раз английский. Сопротивления он не оказывает, и на его палубу мы поднимаемся в благодушном настроении.
Капитан одет словно на раут. Перстни на пальцах, массивная золотая цепь поверх камзола, лицо самоуверенного, знающего себе цену человека. От него слегка пахнет парфюмом.
— Что за груз? — привычно осведомляется у него Командор.
Мол, простите за излишнее беспокойство, но такая уж у меня работа.
Пока капитан собирается с ответом, я оказываюсь в числе тех флибустьеров, кто деловито лезет осматривать ближайший трюм.
Нет, я все понимаю, но интересно же!..
Интерес проходит мгновенно. Весь трюм представляет из себя подобие гигантской камеры с многоярусными нарами. Высота между ними едва достигает полуметра, а на них плотно, один к другому, лежат в позе младенцев черные человеческие фигуры. Лежат связанными так, что выпрямиться не могут. Зато и набито их, благодаря такой упаковке, столько, что не сосчитать.