Он шагнул вперед и негромко окликнул Петровича. Бригадир не отреагировал – видимо, и вправду заснул. “Вот зараза, – подумал Юрий. – Я переживаю, бегаю, а он дрыхнет себе. Столкнуть бы тебя в воду, старый пень, – может, какая-нибудь рыбина сдуру хотя бы в карман заплывет…"
Он подкрался к бригадиру со спины и неожиданно хлопнул его ладонью по плечу. Петрович, не вздрогнув и по-прежнему не оборачиваясь, мягко и безвольно, как набитое опилками чучело, повалился на бок, все так же держа колени прижатыми к животу. Глаза у него были закрыты, лицо показалось Юрию серым, как штукатурка, а густая бородища без единого седого волоска была обильно перепачкана кровью, которая медленной широкой струей плыла из уголков скорбно сжатых губ.
Широкие, как лопаты, ладони Петровича были плотно прижаты к животу, и между ними Юрий разглядел роговую, удобно изогнутую рукоять охотничьего ножа. “Хороший нож, – беспорядочно подумал Юрий, опускаясь на корточки перед бригадиром, – Длинный, широкий, с зазубринами на спинке, с длинным и острым, как игла, кончиком, с желобком для спуска крови… Я им сегодня утром хлеб резал, а потом почти полчаса точил – точил, правил на ремне и все вертел перед глазами, любовался, как на нем солнце играет, потому что страсть как люблю хорошие ножи… Для дела, значит, наточил”.
"Сяду тут и буду сидеть, пока не прирежут”, – вспомнил он слова Петровича. Слова, которые в тот момент были восприняты им как пустая, просто чтобы дать выход раздражению, болтовня, а на деле оказались пророческими.
Юрий протянул руку, чтобы поискать в дебрях окровавленной бородищи пульс – скорее из чувства долга, чем в расчете действительно что-нибудь найти, – и тут Петрович открыл глаза.
От неожиданности Юрий сильно вздрогнул – это действительно сильно напоминало сцену из фильма ужасов, – но сразу же взял себя в руки. “А я размяк, – с неудовольствием подумал он. – Нервишки уже не те, скоро начну от каждой тени шарахаться…"
Петрович вдруг захрипел, забулькал, выталкивая из себя кровавые пузыри, и, глядя на Юрия мутными от боли глазами, с огромным трудом выдавил:
– Ты.., когти рвать.., пока не поздно. Родни у нас нету.., такие пироги.
Это был, конечно же, бред. Юрий посмотрел на рукоятку ножа, на линялую рабочую куртку Петровича, весь перед которой набряк полусвернувшейся кровью, и понял, что бежать за помощью вряд ли стоит. Пока добежишь, пока втолкуешь, в чем дело, пока они раскачаются… На машине сюда не проехать, а Петрович, того и гляди, отойдет, если уже не отошел…
Он прислушался. Тихо бормотала на перекате прозрачная мелкая вода, звенели комары, жужжали, увиваясь над лужей крови, неизвестно откуда налетевшие изумрудные мухи. На фоне всех этих шумов ему едва удалось разобрать тихое булькающее дыхание Петровича. “Пропадите вы пропадом, твари”, – подумал Юрий и начал торопливо сдирать с себя куртку.