Люк с буквой А закрылся, а снизу, из-под его крышки, долетел удаляющийся вой Белого волка, проваливающегося в 500-метровую преисподнюю! Слаще музыки я в жизни не слышал! А затем люк вообще исчез…
Тем не менее я не стал успокаиваться. Добежал до двери с цифрой 12, свернул налево, домчался до двери ј 7, опять повернул налево, выскочил из двери с четырьмя портретами, среди которых был портрет Васи Лопухина, пробежал по туннелю, до площадки с тремя контурными дверями — они все продолжали светиться красным, вот это меня почему-то удивило.
Наконец я проскочил последнюю дверь, очутился в темной комнате, откуда все начиналось. Обернувшись, я увидел, как меркнет алый контур двери, затем отчетливо ощутил, что принимаю горизонтальное положение, а мои глаза закрываются. На какое-то время наступила полная тьма…
Глаза открылись уже наяву. Судя по тому, что за окном по-прежнему светало, проспал я не так уж долго. Час-полтора, не больше.
Честно скажу, особо приятных ощущений пробуждение не принесло. У меня был жар, ломило спину между лопатками, ноги казались ледяными и вдобавок чувствовалось жжение на шее, под повязкой, которую наложила Марьяшка. В башке то и дело всплывали какие-то неясные картинки, запомнившиеся из только что увиденного сна. Почему-то больше всего меня беспокоило, куда подевалась книга, которую мне вручил Вася.
— Где она? — спросил я у Марьяшки, отжимавшей платок в небольшой тазик. Должно быть, компресс мне на голову готовила.
— Кто? — удивилась добровольная сиделка.
— Книга! — Я приподнялся на локтях и суматошно оглянулся, разыскивая том размером с БСЭ. — Где книга?
— Ой, какая книга? Чемодан здесь, а книги не было. Ты путаешь что-то, Коля.
— Коля? — переспросил я, хотя через секунду вспомнил, что для Марьяши я по-прежнему Коротков Николай Иванович.
— Тебе плохо? — посочувствовала Марьяшка. — Я температуру померяю.
— Меряй, — пробормотал я, хотя и без термометра чуял, что жарок у меня минимум на 38,5.
Марьяшка встряхнула термометр и запихала мне под мышку. Отчего-то я вспомнил, что в американских лечебницах термометры суют в рот. Когда-то Чудо-юдо в шутку объяснял, почему у нас так не делают. Мол, русскому человеку обязательно все на зуб попробовать надо.
— Ты кому-нибудь говорила, что я здесь?
— Никому, — поспешила заверить Марьяшка. — А что, не надо? Врача ведь нужно звать. Совсем заболеть можешь. Так кашлял во сне, метался, ужас!
— Говорил что-нибудь?
— Нет, ничего не говорил. Только стонал.
— Ты все одна живешь?
— Куда я денусь? Мне тридцать семь уже. Замуж не берут. Сам знаешь почему.