— Помните об этом, мой друг! — еще более возвысил басовитый зычный голос Манулов, резко повернувшись к Вредлинскому. — А теперь зачитайте священную цитату с самого начала и полностью, ничего не пропуская.
От этого замечания Вредлинский еще больше занервничал. Лицо стало мокрым от пота, в глазах защипало. Его, пожилого и уважаемого человека, заставляют повторять чтение, будто первоклашку, допустившего ошибку!
К тому же в голову вдруг полезло то, что в данный момент вроде бы не имело первостепенного значения.
Ему никак не удавалось вспомнить еще одно условие, с которым его знакомил накануне собрания Манулов. Выбор цитаты определял сумму первоначального взноса в кассу братства. Пашка сказал, что он будет зависеть от датировки цитаты. Но вот от каких цифр — года, месяца или числа — не упомянул. А может, и упомянул, но Вредлинский пропустил это мимо ушей. В голове вертелось лишь то, что к обозначенной в цитате цифре нужно прибавить условно три нуля. Вот почему, лихорадочно подсчитав в уме, во что ему может вылиться первое же соприкосновение с могучим тайным обществом, он при чтении даты пропустил цифру, обозначавшую год. Хотя прекрасно понимал, что эта детская уловка ничегошеньки не изменит.
Ведь если сумма взноса считается от года, то есть от числа 1916, то с прибавлением трех нулей получится 1 916 000! Почти два миллиона! Если даже это взнос в рублях, то у него и двух третей этой суммы не наберется. Придется «Мерседес» продать…
Вспомнилось и то, что в конце «инструктажа» Манулов дал ему подписать некие бумаги. Точнее, целую папку из более чем 30 страниц, отпечатанных мелким шрифтом на лазерном принтере.
По словам Манулова, это был некий конфиденциальный пакет документов, который в обязательном порядке подписывали все вступающие в братство. Почти все документы были на английском языке, поэтому плохо владеющий им Вредлинский просидел бы до утра, если б вздумал все прочесть и перевести хотя бы лично для себя. Поэтому он, прекрасно понимая, что, возможно, делает большую глупость, поставил-таки свои закорючки на всех этих листах. И только потом очень робко поинтересовался, что именно подписал.
— Ну, допустим, что ты мне душу продал! — нагло оскалился Пашка. — Устроит такое объяснение?
— Не шути так, пожалуйста! — пробормотал Вредлинский. — Я человек верующий…
— Не смеши мою задницу! Он верующий! То, что ты крестился в ознаменование 1000-летия крещения Руси, мне уже известно. Но это же не твоя вера. Твой папа поляк, и следовательно, католик, а мама хоть и записана русской, на три четверти еврейка. Твое место в костеле или в синагоге, но никак не в православном храме. К тому же и там ты бываешь от случая к случаю… Но все это— мелочи жизни. Насчет продажи души я действительно шучу.