Она подняла на меня глаза и все же с той же гримасой шмякнула об пол очередное блюдце.
У меня от ужаса волосы на голове зашевелились. Она что, с ума сошла? Но нельзя поддаваться панике.
— Станислава! — Я грохнула кулаком по столу. — Я с тобой разговариваю.
Бац! Еще одно блюдце разбилось вдребезги.
Я схватила телефонную трубку и сделала вид, будто набираю номер.
— Скорая психиатрическая? Приезжайте скорее, моя внучка сошла с ума. Записывайте! Городецкая Станислава Юрьевна, семнадцать лет, школьница… Буйное помешательство.
— Лёка, перестань! Лёка! Я положила трубку.
— Очухалась?
— А ты что, сдала бы меня в психушку? — злобно прищурилась она.
— Можешь не сомневаться. Говори, что стряслось?
— Я поеду в Америку!
— Что?
— Что слышала!
— Не смей хамить!
— Я поеду в Америку!
— Ну поедешь, а зачем же стулья ломать?
— Какие стулья?
— Классику читать надо! Посуду зачем била? Смотри, что наделала, поганка. Из чего мы теперь пить будем?
— Не преувеличивай! Из этого идиотского сервиза мы никогда не пьем.
— А стаканы?
— Купим, они дешевые.
— А если б я не пришла, ты бы и до веджвудского сервиза добралась? Ты же собиралась на день рождения?
— Рассобиралась, — мрачно буркнула она.
— Ладно, черт с ней, с посудой, говори, в чем дело.
— На, наслаждайся!
Она протянула мне пачку фотографий. Надо заметить, что за все годы Ариадна прислала всего три фотографии. А тут целая пачка. У меня задрожали руки и заболело сердце. Что бы я о ней ни думала, но она же моя единственная дочь. Я жадно всматривалась в ее лицо.
— Смотри, дальше смотри, что ты так долго? — раздраженно торопила меня Стаська.
— Отвяжись! И собери осколки. Пока не соберешь, я с тобой разговаривать не буду.
Она покорно взялась за веник, а я сгребла фотографии и ушла к себе.
Я видела за последние годы сотни подобных фотографий у друзей и знакомых, чьи родственники уехали за границу. Красивые, яркие картинки словно бы демонстрировали нам, оставшимся, как все здорово и роскошно у них там, какие они умные, что уехали и нисколько об этом не жалеют. А вы, убогие, смотрите и завидуйте. Может, мне это только кажется, не знаю. И тут был такой же набор — красивая женщина в красивых шмотках, красивый дом, красивая машина, красивая собачка на руках. И очень красивый мужчина, высокий, широкоплечий, молодой. Ариадна рядом с ним кажется совсем маленькой и хрупкой. А он так нежно ее обнимает. Она с годами стала еще красивее и почти не постарела. Но что-то в ней неуловимо изменилось. Выражение лица? Не пойму, но она кажется какой-то чужой… Боже мой, неужто я забыла родную дочь? Единственную, обожаемую.