— Костя, а ты с кем-то из наших поддерживаешь отношения?
— Постоянно только с Надькой Коваль. Она гримером у нас в театре. У нее трое детей. Три пацана, погодки.
— Надо же! А муж кто?
— О, муж у нее знаменитый парикмахер, хороший мужик, только иногда уходит в запой. Но нечасто. А еще с Венькой Гордоном общаюсь. Он, правда, живет в Иерусалиме, но бывает в Москве, и я у него бывал. Ну и, разумеется, Тоська Бах! Она ходит на все мои премьеры, и у меня такое ощущение, что всякий раз с новым спутником. Но она милая, хоть и болтушка. Вот, пожалуй, и все… Да, помнишь Витька Дубова? Он года два назад умер…
— Что-то я такого не помню.
— Как ты можешь его не помнить? Высоченный такой, худющий. Мы еще звали его «Вишневый зад».
— Погоди, погоди, «Вишневый зад», что-то припоминаю… У него штаны были вишневые, да?
— Ага, вельветовые, вспомнила? Так вот, умер от инфаркта. В одночасье. А добился многого, банкиром стал. А хочешь знать, как сегодня все вышло?
Тося позвонила сообщить точное время встречи в школе, а я сказал, что не уверен, смогу ли прийти.
Она развопилась, а потом как бы между прочим сказала, что Шадрина уже в Москве. Ну, тут уж я встал на уши, стребовал с нее твой телефон, можно сказать, прибег к шантажу, и буквально через две минуты мне сообщили, что спектакль сегодня отменяется. Я решил, что это знак свыше…
— А тебе не было страшно?
— Страшно?
— Ну ведь столько лет прошло…
— Для меня это не имеет значения, ты — это ты.
— Но ведь я могла бог знает во что превратиться…
— У меня слабое воображение, — засмеялся он.
— Но как же это возможно для такого знаменитого актера?
— Ну, знаменитый не обязательно гениальный.
Я просто хороший актер, но не гениальный, я это знаю.
— Ты странный парень.
— А не странен кто ж? — засмеялся он.
— Твоя дача далеко?
— Нет, еще минут двадцать езды. А знаешь, я как-то давал интервью по телевизору и признался тебе в любви…
— Я вчера видела повтор. Случайно наткнулась…
— Правда?
— Конечно. Меня это растрогало.
— А знаешь, почему я так сказал?
— Я думала об этом.
— И что придумала?
— Что ты этой детской любовью прикрываешься как щитом от массы напирающих на тебя баб.
— Шадрина, ты почему такая умная? — захохотал он. — Только в тот момент я защищался не от массы, а от одной, но весьма настырной… И тем не менее я сказал правду. Запомни это, Шадрина.
Дальше мы ехали молча. Внутри у меня бушевали штормы. Словно все эти эмоции ожили после многолетнего анабиоза… И дело было не только в Косте… Интересно, может человек выдержать такое в течение двух недель? А ведь есть еще Рыжий…