- Ладно... разберемся, - сказал Сапожников. - Могу еще добавить монаха Менделя, основателя генетики, каноника Коперника, основателя нынешней астрономии, химика Пастера, основателя микробиологии. Ну, этого все знают.
- И химика Бородина тоже все знают, - резвился Фролов, - и доктора Чехова тоже все знают.
- Сухопутного офицера Льва Толстого и морского офицера Римского-Корсакова, - начал смеяться Вартанов и долго смеялся.
- Искусство не бери, - вмешался Фролов. - В искусство всегда откуда-нибудь переходят. Ты науку бери и технику.
- Кончай, - сказал Сапожников. - Кончай ржать. Заболеешь. Вот уже больше сотни лет делают попытку подменить творчество образованием. А ведь образование - это чужой опыт творчества, и он часто глушит твой собственный. Чужой опыт предоставляет только выбор. Не больше. А не выход. Выход - это не поиски выбора. Выход лежит над выбором. И его надо открыть. Выход - это изобретение.
- Фактически ты занимаешься искусством, а не наукой и техникой, говорили Сапожникову. - Тебе нужно свободное творчество, а наука и техника связаны с планом. Они чересчур дорого стоят.
- Ты дай мне план, и я придумаю, как его выполнить, - отвечал Сапожников.
- Но ты же заставишь меня потом пересматривать план? А это огромная работа.
- Я могу придумать, как облегчить и ее.
Конечно, он не имел в виду одного себя. Одному везде не поспеть. Он имел в виду таких, как он, их немало, а было бы больше, если бы поверили, что человек от природы может больше, чем он может, когда он размышляет по внутренней потребности.
И тогда он не бегает от противоречия, а открывает выход, лежащий выше противоречия. Человек прислушивается к себе и слышит тихий взрыв. И ему радостно. Выше этой радости нет ничего. Потому что выход - это освобождение.
- А если у тебя не получится?.. В тебе и в этом способе чересчур большая степень ненадежности, - говорили ему.
- Это надежность, - отвечал Сапожников, - Только она по другому выглядит.
- А почему ты Мемориал не смотрел? - спросил Фролов. - Пойди посмотри... Почему ты не смотрел?
- Не пошел, - сказал Сапожников.
- Я знаю, что не пошел. Я спрашиваю почему?
- Потому.
- Ну ладно. Как хочешь, - сказал Вартанов".
И они ушли. Солнце садилось. Прелесть уходящего вечера. Вартанов и Фролов уходили по вечернему шоссе.
Оставалось еще часа три до отъезда.
Вечер был прекрасно-печальный и такой тихий, что когда Сапожников кокнул крутое яйцо об камень чужих руин, а потом стал его облупливать, то хруст скорлупы, наверно, был слышен на километры. Хруст был - как будто динозавр ел динозавра.