Сегодняшний был «с подготовочкой». Вилька даже прибрался, то есть по возможности сдвинул козлы, ржавые тазы с глиной и прочие транспортабельные атрибуты своего искусства поближе к стенкам, оставив в центре довольно широкий проход к «светскому» уголку своей мастерской, где имелся огромный стол, очищенный по сегодняшнему случаю от всегдашнего хлама и даже застеленный свежей газетой, несколько разрозненных стульев, табуретка, пара колобашек, заменявших стулья, и штук пять толстых диванных подушек, явно от дивана, давно закончившего свои дни на свалке. У стены стоял другой диван, по конструкции своей не предполагавший подушек, продавленный и засаленный.
Проехав по скользким колдобинам коломяжских улиц, студийный «рафик» остановился возле мастерской Шпета, фарами выхватив из ранней зимней ночи крыльцо над тремя ступеньками, увенчанное покосившейся табличкой «Rue de Montrouge», и медведистую фигуру хозяина, вышедшего на звук мотора.
— Ну, здорово, здорово! — Его зычный, хрипатый, словно у бывалого уголовника, голос разнесся по ближайшей округе. — Долгонько вы, черти! Я уж без вас праздновать начал.
— Оно и видно! — как бы сердясь, крикнула ему Анечка, выходя из машины. — Заходите, ребята!
Гости шумной гурьбой высыпали из машины и поспешили в дом. На пороге с каждым, без различия пола и возраста, обнимался и целовался Шпет. Таня с удивлением отметила, что Анечкиному мужу много за пятьдесят и — уже без удивления — что от него за версту разит дешевым вермутом.
С крыльца гости попадали прямо в мастерскую и сразу устремлялись к столу. Поискав глазами вешалку, Таня увидела гвозди, вбитые в стенку возле дверей, и ста расстегивать пальто.
— Не раздевайся, — сказал Никита. Изо рта у него вылетело облачко пара. — Замерзнешь.
— Ничего себе! — шепнула ему Таня. — Мало того что в какой-то притон завезли, так еще и холодом морить собираются.
— Потерпи немного, — шепнул ей Никита. — Скоро тут тепло будет, даже жарко.
Он усадил Таню на диван и пошел обратно на улицу. Проспавшийся в дороге Иван и бородатый Володя, пошатываясь, втаскивали в дом ящик с каким-то спиртным. Белозеров и осветитель Паша несли сумки со снедью. Последним в дверях показался Никита. Руки его были заняты охапкой букетов.
— Эй, хозяин, банки давай! Добавим в твое утлое пристанище немного живой красоты.
— А, цветуечки! — оскалившись, прохрипел Шпет. — Они того... тоже свою пользу имеют.
Вскоре на полках, на шкафу запестрели цветы в стеклянных и жестяных банках.
— Икебана! — радостно сказал Шпет, водружая самый большой букет в центр стола, на котором все было уже готово к празднику: бутылки и банки раскрыты, хлеб, колбаса и сыр нарезаны, стаканы и тарелки расставлены. — Все закончилось хорошо?