С третьей попытки он сумел зацепить жердью за одежду утопленника и начал потихоньку подтягивать его к берегу — так, как опытный рыболов вываживает крупную рыбину. Еще немного, и старик, дотянувшись рукой, намертво впился в холодное мокрое сукно и, кряхтя и охая от натуги, потащил тело на береговой песок.
— Господи, тяжель какая, — жаловался он, вытирая градом катившийся по лбу пот. Но желание добыть сапоги заставляло не выпускать утопленника: если обувку сейчас не снять, то ноги мертвеца задубеют и голенища придется резать. А что тогда проку от сапог?
Старик вытер мокрое лицо и наклонился над погибшим, намереваясь пошарить у него за пазухой: может, найдется монетка на кабак? Внезапно он почувствовал, как его руку сжали жесткие ледяные пальцы, а потом раздался жуткий, загробный хрип. Не помня себя от ужаса, старик рванулся, хотел кинуться прочь, но споткнулся и упал. Дрыгая ногами, он визгливо закричал:
— Чур меня, чур!
— Заткнись! — угрожающе прохрипел «мертвец» и попытался сесть, но опять повалился и сдавленно застонал.
Старик замолк, но весь трясся и икал. Первый приступ страха прошел, и он уже понял, что вытащил не покойника, а живого человека. Мертвенькие, они не разговаривают, зато от живых одни неприятности.
— Ты кто? — спросил раненый.
— Побираюсь, — прошамкал бродяжка. — Христарадничаю… Ты, эта… Я только сапоги хотел.
— Помоги встать, — мотая головой, с которой стекали кровь и вода, попросил раненый. — Будут тебе сапоги, кафтан и все, что захочешь.
— А не врешь?
Старик с опаской подошел ближе, еще не решив, как быть: немедленно брать ноги в руки и бежать отсюда, пока не приключилось какого лиха, или по-христиански помочь попавшему в беду? В конце концов, победили не страх или христианская добродетель — победила жадность…
Тащиться пришлось почти через весь город. Только поздней ночью они доплелись до высоких ворот богатой усадьбы. Погремели кольцом на калитке, слушая, как заливались злобным лаем сторожевые псы. В калитке открылось окошечко, раненый что-то шепнул, и вскоре с фонарем в руке за ворота выскочил маленький горбун в иноземном платье. Увидев такое чудо-юдо, старик хотел удрать — ну их, сапоги, до зимы еще далеко, — но следом за горбуном появились два огромных стрельца. Один подхватил на руки раненого, а другой грубо взял бродяжку за шиворот, и втащил во двор.
Вскоре они очутились в большой горнице. Раненого положили на покрытую ковром лавку, а старика посадили в углу на другую голую лавку. Заскрипели под тяжелыми шагами ступеньки лестницы, и в горницу вошел высокий дородный человек с холеной бородой. Горбун подал ему резное кресло, тот сел и стал шептаться с раненым.