Он чем-то раздражал ее, и раздражал, с каждой секундой, сильнее и сильнее. Уверенностью в жестах? В словах? Продуманностью интонаций? Смысловых акцентов? Или тем, что речь его была слишком изящна и правильна для аппаратчика и будущего функционера? Раздражал внимательный взгляд из-под ресниц, постоянно прячущаяся в изгибе губ ирония.
— Все раздражает, — решила Диана. — Крайне самоуверенный, наглый, беспринципный тип. И Кияшко — таки стерва… Нашла себе тему для шуточек.
Решительные, нагловатые мужчины пугали Диану. Будучи от природы свободолюбивой, она, словно выросшее в теплице растение, считала себя достаточно сильной, не понимая, что сила и бессилие, есть в каждом человеке, но только обстоятельства могут выпустить, одну из этих двух составляющих на свободу.
При столкновении с чужой решительностью и напором, Диана пасовала. Хотя с равным или более слабым, могла проявить властность и силу характера, не опускаясь до хамства — интуитивно ощущая тонкую грань между ними. Сидящий напротив нее человек, несомненно, обладал природным магнетизмом и силой воли. Она чувствовала это кожей. Он привык управлять и быть лидером, а, значит, и испытывать постоянное противодействие окружающих. И побеждать. Им невозможно было владеть или управлять, и, поставив перед собой цель, он мог идти на пролом.
Герой не должен склоняться перед дамой, даже если это единственное, перед чем он должен склониться. Ни единого шанса на лидерство, а с этим она смириться не могла! Диана знала, что такие мужчины таят для нее опасность, что если этот самоуверенный кареглазый тип захочет забрать ее свободу, то заберет в один момент. И она, ровным счетом, ничего не сможет с этим поделать. В этой мысли было что-то пугающее и, одновременно, притягательное, как в дымчатом дамасском лезвии, остром и смертоносном, медленно скользящем прочь, из ножен. Значит, пора оканчивать этот разговор.
— Я не разбираюсь в этих вещах, — сказала она достаточно резко, чтобы дать понять бессмысленность спора и продолжения беседы. — Не нахожу их интересными. Тем более, что мне пора.
— А если я попрошу тебя не уходить?
— К чему?
— Мне приятно говорить с тобой. Можешь в это поверить?
— Найдешь кого-нибудь другого. Я не люблю выступать в роли неразумного дитяти.
— Я говорил с тобой, как с ребенком?
— Да!
— Прости, — сказал он с обезоруживающей простотой, разведя руками совершенно по-мальчишески. — Я не хотел. Согласен, это не лучшая тема для разговоров с девушкой, но клянусь, ты, по-моему, первая филологиня, кто при знакомстве со мной не спрашивает тоненьким голоском «Костя, а вы читали Томаса Эллиотта?»