— Говори на нашем языке!..
— Сколько верблюдов у Гез-каглы?..
— Отвечай!..
Что-то они кричали еще, но он не запомнил. Вероятно, просто ругались, а ругань ему не к чему было запоминать. Главное прозвучало, и это главное он изо всех сил старался не забыть.
А накануне они окончательно озверели и после жестоких побоев одним ударом кинжала отрезали ему ухо. Он дико закричал от невыносимой боли, услышав в ответ смех.
— Завтра мы отрежем тебе палец на руке. И каждый день будем резать по одному пальцу, пока ты не признаешься, что говоришь на нашем языке.
Млынов потерял сознание, когда его еще волокли в место его заточения. Но сейчас то ли от близких артиллерийских выстрелов, то ли от того, что острая боль унялась, окончательно пришел в себя. И сразу возникло чувство, что он должен непременно что-то вспомнить. Что-то очень важное, какую-то фразу, случайно сорвавшуюся с языка… А вспоминалось с трудом, потому что сил почти не было, а боль была. Но он заставлял себя забыть о боли, и это почти удалось, когда деревянная дверь внезапно приоткрылась, и в щель быстро скользнула маленькая юркая фигурка.
— Господин, ты жив? Не бойся меня, я вечно буду благословлять твою щедрость. Ты купил мою маленькую дочь, мою Кенжегюль, и отдал ее мне…
Голова его была занята поисками иных воспоминаний, и поначалу он даже решил, что и это неожиданное посещение всего лишь очередная проверка, потому что молодая женщина говорила по-туркменски, а потому ответил нейтрально, просто повторив имя:
— Кенжегюль.
— Да, да, мой господин, так зовут спасенную тобой мою девочку. Но тебя непременно убьют, если ты не уйдешь к своему племени.
— Мое племя далеко.
Он впервые ответил на языке, знание которого выбивали из него столь жестоко и планомерно. Но хотелось верить, что еще есть возможность спастись, есть шанс. Может быть, последний, и он рискнул.
— Русские совсем рядом, все джигиты ускакали из крепости. Надень женский халат и накидку и иди к северным воротам. За ними тебя ожидает лошадь…
Она говорила быстро, и что-то в ее тоне убеждало, что она не обманывает его. Поэтому Млынов, более уже ни о чем не спрашивая, накинул старый халат и глухую длинную накидку и выскользнул за дверь сарая вслед за женщиной.
— Иди к северным воротам, — торопливо сказала она. — Не беги, но и не задерживайся.
Бежать Млынов не мог, а задерживаться не собирался. Во дворе крепости суетилось много народа, но в основном это были старики, женщины да дети. Юная спасительница его тут же затерялась среди них, успев на прощанье показать, куда ему следует идти, и он пошел.