— Один?
— Со мною — десяток казаков. На обратном пути захвачу вас.
Внезапно застрекотал телеграфный аппарат. Доктор метнулся к дверям, позвал телеграфиста.
— Какого-то Млынова в степи нашли, — сказал телеграфист, прочитав ленту. — Еле живого, как сообщают.
— Млынова? — встрепенулся Баранов. — Какого Млынова? Бывшего капитана?
— Именно так, — сказал телеграфист, сверившись с лентой. — Еле живой, как сказано.
— Где он? — спросил доктор.
— В Бами.
— Как раз туда еду, — Гейфельдер пожал руку Баранову, еще раз тяжело вздохнул, кивнул телеграфисту и вышел.
Доктор Гейфельдер быстро добрался до Бами, хотя быстрота эта в известной степени была кажущейся. Он все время думал, как, в какой форме и когда именно сообщить Скобелеву о кончине матушки, отлично представляя себе, насколько это внезапное известие потрясет Михаила Дмитриевича. Он знал особую любовь Скобелева к Ольге Николаевне, как знал и то, насколько эмоционален был Михаил Дмитриевич, тяжко, а порою и непредсказуемо переживая внезапные удары судьбы. Об ударах этих, которые сыпались на Скобелева с особой частотой в последнее время, доктор был достаточно осведомлен и очень опасался душевного срыва Михаила Дмитриевича накануне решающих сражений с текинцами.
Знал он и о том, что значил для Скобелева таинственно пропавший Млынов. Его внезапное спасение могло стать тем лекарством, которое способно было поддержать Михаила Дмитриевича при известии о последней трагедии, вернуть ему силы и веру, что не все еще потеряно, что еще есть смысл бороться и жить. И поэтому, прибыв в Бами, приказал сначала доставить его в лазарет.
Он нашел Млынова в сознании, но сознании горячечном, путанном и весьма нелогичном. Измотанный потерей крови, побоями, усталостью и жаждой капитан стремился рассказать о чем-то важном, но Гейфельдер не знал, как подойти к этому важному, а Млынов путал бред с явью, и выстроить сколько-нибудь логичную беседу им так и не удалось. Доктор расспрашивал о самочувствии и жалобах, а капитан мучился, что никак не может сказать главного.
— Верблюды. Они спрашивали о верблюдах.
— Позвольте я осмотрю вас.
— Я не сознался, что понимаю местные наречия, но они точно знали, кто я такой. Откуда они это знали?
— Извольте повернуться на спину, капитан.
— Потом, доктор, потом. Южный фас Денгиль-Тепе весь в трещинах. Его строили торопливо, бить надо там…
— Необходимо обработать ваши раны…
— Меня спасла мать той девочки, Михаил Дмитриевич знает, о ком я говорю. Девочку зовут Кенжегюль. Передайте Скобелеву. Непременно передайте Скобелеву.
— Я вынужден отправить вас в Кавказский госпиталь.