И конь от этого грохота перетрусил. Взвился Облак. Вздыбился. Святославу бы к шее его прижаться. За луку седельную рукой ухватиться. Только не сумел мальчонка. Ухнул через конскую спину. Только сапоги сафьяновые, бисером расшитые, сверкнули. Головой в землю полетел.
Не знаю даже, как я успел? Подхватил его на руки. Расшибиться не позволил. Так все быстро случилось, что никто ничего понять не смог. Только что каган верхом сидел, а уже у меня на руках барахтается. А когда осознали, что произошло, на меня всей гурьбой кинулись. Дай им волю — затоптали бы меня в ярости. Только воли им не дали.
— Стойте! — Ольга ратников окликнула. Все и встали.
Мечи вздыблены…
В глазах ненависть…
Покромсают. Порвут на куски за кагана своего.
А я Святослава прикрыл.
— Не напугался? — шепчу.
— Не-а, — он мне тоже шепотом.
Вот и слава тебе, Даждьбоже. Не позволил дитю шею свернуть.
А мальчонка рассмеялся вдруг.
— Мама, мама! — кричит. — Видела, как я с Облака кутырнулся?
И опустились мечи. И ненависть в глазах на радость сменилась. Не убьют меня, значит. Пока не убьют.
— Видела, — облегченно вздохнула княгиня. — Что ж ты так неловко?
— Зато быстро, — ответил Святослав, и вся надменность его улетучилась.
Мальчишка — и есть мальчишка.
Я его на ноги поставил. Он к матери побежал. Не стала княгиня ждать, когда я у нее кобылку принимать буду. Сама спешилась. Обняла сына. К себе прижала.
— В порядке ты? — беспокоится.
— А чего мне сделается? — каган из материнских объятий выбираться начал. — Пусти, — говорит, — раздавишь.
Нехотя Ольга объятья свои ослабила. Святослав на свободу выбрался да к терему побежал. Там его уж сенные девки ждали.
Княгиня ему вслед посмотрела. Улыбнулась. И к ратнику прыткому обратилась.
— Как тебя зовут? — спросила.
А тот уж на ноги вскочил. Стоит — ни жив ни мертв.
— Претичем соратники называют, — отвечает.
— За то, что верность свою проявил, быть тебе, Претич, боярином. Свенельд! — позвала она воеводу.
— Здесь я, княгиня. — И верно, воевода тут как тут.
— Сотню под начало Претича дашь?
— Дам, княгиня, — кивнул Свенельд и на меня глазищами зыркнул. — А с этим что?
Повернулась ко мне Ольга. И вновь наши взгляды встретились…
— А ведь справедливы его слова, — сказала она. — Правда на его стороне. В договоре нашем речи не велось, чтоб он спину гнул. Хоть и пленный, а право имеет. Благодарю тебя, Добрый, за то, что сына спас. — И вдруг сама мне в пояс поклонилась.
Свенельд избил меня вечером того же дня. За конюшней. У навозной кучи. Отхлестал меня чересседельником точно нашкодившего кота. И повод нашелся. Дескать, плохо после его жеребца вычистил. Он во время пира продышаться из терема вышел, в конюшню заглянул. Вроде по коню соскучился. В денник дверь отворил, да сразу в кучу конскую и вляпался.