— Всех ты всполошил, — сказал я. — Как бы Святослав не проснулся.
— Спит каган, — снова вынырнула ключница, — я проверила. Тихо у него.
Она забрала у меня из рук лампу и подняла ее над головой. Круг света стал немного больше.
— Пойдем, воевода? — посмотрела она вопросительно на Свенельда.
— Пойдем, — сказал он и повернулся ко мне: — Ты как, Добрый, насчет медку пьяного откушать?
— Можно, — кивнул я, и мы пошли в горницу.
Стукнул Свенельд кулаком по столу так, что миски подпрыгнули, а корчага с остатками меда опрокинулась. Растеклась медовуха лужей по столешне, на пол закапала.
— Нет, ты скажи, — не унимался он. — Враг я тебе или не враг?
— Враг, — кивнул я и икнул от выпитого. — Ноне три года минуло, как отец договор кабальный подписал. Кто же ты мне, если не враг лютый?
— Во-о-от, — поднял он кверху палец. — А ты мне не враг. Думаешь, что я от злости тогда к тебе убийцу подсылал? Ну… вятича того… как его… не-а, — мотнул он головой, — не помню…
— Жароха, что ли? — Я снова икнул.
— Ну да.
— А что? От сострадания?
— Чего тебе сострадать? — взглянул он на меня, а у самого глаз мутный. — Ты же, как конь здоровый. А, кстати, что вы с ним сделали?
— Повесили, — вздохнул я.
— И все? — поднял он бровь удивленно.
— А что, мало?
— Не, — махнул он рукой. — Хватит с него. Так ты думаешь, я на тебя злился тогда? Нет. Я о Руси думал. О том, чтоб безопасно было в Киеве жить. Сколько от Ирпеня до Киева?
— День пути, если коня гнать, — сказал я.
— А что, если батюшка твой решил бы Киев осадить, пока мы в Царьград с Игорем ходили? Ведь поляне даже исполчиться бы не успели. Вернулся бы каган, а его стольный город и не его больше. Под зад коленом кагана и пошел вон…
— Так ведь не было же этого. У отца даже в мыслях не было, — возразил я.
— А ты почем знаешь? Он разве обо всех своих за думках тебе докладывал?
— Нет, но…
— Что «но»? — Он подцепил из миски моченое яблочко, надкусил его, высосал кислый сок и сказал: — Ты знаешь, что Мал отказался с Игорем договор старый подтверждать? Дед твой, Нискиня, с Олегом договор заключили о нерушимости границ, а отец твой подтверждать его отказался. Прикинь. И нависла Древлянская земля над нашим городом стольным, словно камень над дорогой. То ли проедет путник невредимым, то ли его каменюкой придавит. Думаешь, в острастке постоянной сладко жить? Тогда Асмуд и придумал, как Киев от древлянского наскока огородить. Мы ятвигов разворошили, отца из Коростеня выманили и в вашу землю вошли, чтоб себя же от вас обезопасить.
— А зачем нужно было Малин палить? Зачем с ятвигского посадника шкуру драть? Зачем мать мою убивать нужно было? — разозлился я.