— Не знаю, — дурачком я прикинулся. — Только я человек подневольный. Мне велели, так я и пошел. Думаешь, охота была к тебе переться?
— Скажи ему, что нету сейчас мяса. На неделе только скотники коровенку отберут. Тогда и резать будем. Пущай в тереме на каше пока посидят.
— Ладно, — кивнул я. — А у тебя, как я погляжу, тоже коровки имеются?
— Да, — сказал он.
— И к хлеву приучены. Сами дорогу знают.
— Это их Малинка приучила. У девок моих она в любимицах была. Умница. И молока, и телят вдосталь приносила. Только нету больше нашей Малинушки. — И вдруг вздохнул тяжело.
— Что случилось-то?
— Падеж случился, — снова вздохнул он. — Две коровы и бычок годовалый за седмицу убрались. И ведь главное — у соседей в порядке все, а у меня околели.
— Может, объелись чего? Или сглазил кто?
— Да нет, — покачал он головой. — Звенемир сказал, что не в этом дело.
— Так ты ведуна звал?
— А как же.
— И чего же божий человек присоветовал?
— Сказал он, что в тавро мое духи злые вселились. Дескать, все животины, которых я за последнее время жизни лишил, отомстить мне решили.
— А что за тавро? — насторожился я.
— Родовое, — сказал мясник. — Знак огня и воды на нем. Рыба и крест. Забрал его ведун на капище. Сказал, как очистит его от скверны, так вернет. И вишь, как случилось? Как только тавро со двора ушло, так падеж и прекратился. Дока Звенемир в своем деле.
— Ох, дока, — согласился я. — Так оно до сих пор у него?
— Угу, — кивнул головой Своята. — На капище перед кумиром Перуновым лежит. Очищается.
— Ясно, — сказал я. — Так ключнику мне сказать, что только на неделе свежатина появится?
— Да. Никак не раньше.
— Ладно, пойду я, а то уже темнеть стало.
— Бывай, да в гости захаживай, дорожку-то теперь знаешь.
— Непременно загляну. — И пошел я от Своятино-го подворья.
Спешил я. Забыв про усталость, к капищу торопился. Крепко в руке новую нить сжимал. И не нить, а канат целый. То, что Своята мне поведал, словно память мою освежило. Он мне про тавро и ведуна, а у меня лихоимец рыжий перед глазами встал. Вспомнил я, где видел его.
Тогда, на капище, на Солнцеворот. Помоложе он был. Бороденка рыжая лишь пробиваться начала. Потому и не признал его сразу. Он же все время рядом со Звенемиром был. И после, на ристании, когда витязи решали, кому с кем на мечах биться, он шапку с коштом ведуну подавал. Точно он. Еще радовался, что Путяте со Свенельдом только в самом конце встретиться придется.
Значит, не христианин он. Послух Звенемиров. Вот ведь как дело оборачивается. И гонец, выходит, тоже Перуну требы возносил.
Стемнело уже, когда я до капища добрался. От усталости уже ног не чуял. Оттого, наверное, и наглости своей даже подивиться не сумел. Никого не страшась, прошел через ворота, на которых туши свиные тогда подвешивали, и не остановил меня Семаргл, на перекладине вырезанный. Зашел я на капище. Тихо вокруг. Ни ведунов, ни послухов нет, лишь на краде перед Перуном костер горит. Огонь-то неугасимым быть должен. Видно, служка за дровами отлучился или придремал где до поры. Ну а мне это на руку.