лодчонки причалены, на воде качаются. Тыном деревенька обнесена. Крепью огорожена. Сколько я таких на веку своем недолгом уже повидать успел. Лишь одно отличие сразу в глаза бросается — нигде поблизости кумиров не видно. Вместо чуров резных у околицы крест стоит, а на маковке холма сруб недостроенной церквушки.
Иоанн вожжи натянул. Встала кобылка, воз колесом скрипнул и замер. Узелок свой селянин меж бочек пристроил, шапку с головы скинул, в кулаке зажал. Перекрестился размашисто, кресту придорожному поклон отвесил.
— Благодарю Тебя, Господь наш, Иисусе Христе, что оберег меня в дороге от страстей и напастей злых, — проговорил.
Заметил я, как Баян при этих словах поморщился. Ухмыльнулся криво, но, как только огнищанин снова шапку напялил, узелок подобрал и коняжку тронул, спрятал свою ухмылку и за Иоанном пошел. Что творится с подгудошником? Почему его так при имени Бога христианского передергивает? Никак я понять не могу. Ведь не делал нам христианин ничего плохого. Отчего же парня так коробит, словно недруг злой нас в полон ведет?
Подошли мы к околице. Иоанн загородку в сторонку отодвинул.
— Милости прошу в Карачары, будьте гостями зваными, — сказал нам и в деревеньку въехал.
Ну а мы следом зашли.
Смотрю я, и вправду место красивое.
— Здраве буде, Иоанн! — нам навстречу ребятня подбежала.
Трое мальчишек и две девчушки маленькие. Увидали нас, остановились поодаль нерешительно.
— И вам здоровья, детушки, — приветливо улыбнулся огнищанин.
— Кто это с тобой? — спросил его старший этой ватаги.
— Гости это, — ответил Иоанн.
— Спаси вас Хлистос, блатья! — девчушка нам с Баяном крикнула и перекрестила старательно.
— Не из братии они, — смутился Иоанн. — С родины гости пришли.
— Нехристи! — вдруг громко крикнул старший, и дети с визгом бросились врассыпную.
— Чего это они? — изумленно спросил Баян.
— Вы уж простите их, — еще больше смешался огнищанин. — Для них иноверцы врагами лютыми кажутся. Родители их так приучили. И боязнь у них осталась от той ночи страшной, когда Горисвет с волхвами нашу родину жгли. Многие до сих пор по ночам вскрикивают. Родимец [88] некоторых колотит.
— Так вылили бы испуг, и всего делов [89], — пожал плечами Баян.
— Что ты! — отмахнулся от него Иоанн. — Чародейство — грех великий!
— А маята ночная лучше, что ли? — спросил я.
— На все воля Божья, и все в руце Его, — вздохнул христианин и перекрестился.
— Не зашибут они нас? — Баян кивнул на людей, спешащих нам навстречу.
Их было около десятка. Кто вилами вооружился, кто топор подхватил, а одна баба с ведром бежала. Что под руками было, то и похватали жители Карачар, чад своих оберегая.