— Что же они, нелюди, с человеком сотворили?!
— Эй, Претич! — Святослав кричит. — Живьем бугая берите! Правило ему устроим!
А как брать, коли не дается? Вот-вот прорубится дулеб к реке, а там — в воду сиганет, и ищи его в ночи. — Плотней щиты сомкнуть! — сотник своим ратникам велит. — Отжимай к пожарищу! Да не подставляться! С него, дурака, станется!
Стеной на дулеба щиты червленые надвигаться начали. Тот рыпнуться попытался, да об мертвого споткнулся. Опрокинулся на спину, тут на него гурьбой навалились. Вязать начали.
— Гы-и-и! Твари! — рычал Гойко. — Лучше добейте сразу!
— Ты тут особо не ерепенься, — сказал ему Претич. — Коли каган велит, так добьем с радостью.
Еще дулеба не довязали, а уже Андрея высвобождать от мук начали.
— Осторожней с ним! — Ольга распоряжается.
С бережением ратники крестовину на землю опустили. Гвозди из рук и ног вынули. Закричал рыбак от боли. А Ольга его по волосам гладит.
— Потерпи, — говорит, — сейчас легче станет. Кто-нибудь, — обернулась к воинам, — бегом на ладью. Зовите Соломона.
Значит, и лекарь здесь.
А рыбак через силу шепчет:
— Там Добрый с мальчонкой возле тына… живые… — и рукой израненной в нашу сторону махнул.
— Добрый?! — встрепенулась княгиня. — Где?
— Там…
Оставила она рыбака и ко мне бросилась.
— Живой? — в грязь на колени передо мной упала.
— Что мне сделается? — попытался улыбнуться я, только у меня не получилось. — Вели, княгиня, пастушка развязать. Задохнулся он совсем. Кляп у него во рту. Совсем задушили мальца. В беспамятстве он.
— Его уже развязывают, — говорит, а у самой слезинка по щеке катится.
И тут, словно устыдившись своей слабости, смахнула она слезу со щеки, с колен поднялась, отряхнулась и говорит:
— Рада я, что живой ты, Добрый. Еще кто в деревеньке остался?
— Нет, — отвечаю. — Только бабы в лесу попрятались, да мы втроем. Ты прости меня, княгиня, что валяюсь тут перед тобой, и не гневайся, что добро твое сберечь не сумел.
Ничего она мне на это не ответила. А дулеба уже к крестовине волокут. Пинают так же, как недавно он сам рыбака пинал.
— Вот сейчас, душегуб, на себе спробуешь, как по живому гвоздями пришиваться! — радостно кричит Святослав.
Заверещал тут Гойко испуганно, заскулил собакой побитой, глазищами зло на ратников зыркает, да руки пытается из веревок вырвать.
— Нет! — орет. — Не надо на крест! Лучше жилы из меня тяните. Шкуру с живого спустите! Только не на крест!
И куда прежний вожак дулебский подевался? Куда воин смелый пропал? Еще недавно он бился отчаянно, и вдруг нету его. Весь вышел. Испугался креста. Обмочился со страху. Ногами дрыгает. Пена изо рта пошла. Точно понял он, что пришла та кара, которую он сам выпросил, когда небу звездному кулаком грозил.